Николай Николаевич встал и стал ходить по кухне из угла в угол. Потом он схватил мою фотографию и швырнул её мне.
– Я не знаю, что вы от меня хотите, но убирайтесь отсюда! Дело вёл не я, и я не имею никакого отношения к тому, как осудили вашего отца!
Я улыбнулся, но не сдвинулся с места. Я медленно взял свою фотографию и убрал её обратно в сумку. Потом молча взял пряник и надкусил его.
– Разговор не окончен, Николай Николаевич. Лучше расскажите мне поподробней о четвёртой жертве Оборотня.
Во время этой фразы я ткнул пальцем на девушку, стоящую с Ушаковым на фото.
– О Некрасовой Валерии Игоревне.
Я видел, как у старика округлились глаза, и его голова затряслась. Он обхватил её руками, но затем спокойно сел на своё место.
– У вас какие-то предположения, Василий? – тихо спросил он.
Я развел руками:
– Вы догадываетесь о моих предположениях. Я лишь хотел уточнить, что я вас не виню в том, что мой отец отсидел не за что. В этом я даже вас поблагодарил бы, потому что это действительно ему помогло. Но я хочу знать правду. И вы прекрасно должны понимать, что диктофон в моей сумке включен. Я просто услышу нужную мне информацию и напишу об этом статью. Я хочу услышать ваше признание, Николай Николаевич. Почему вы скрывали отношения с Валерией и какое отношение вы имеете к ее убийству? – я сделал паузу и добавил – И к остальным убийствам тоже.
Я понимал, что старик слаб и выгнать меня не сможет. Он может отмолчаться, но я видел в его глазах, что он знает истину в этой истории и скрывает её вот уже сорок лет. Я твердо решил найти эту истину и знал, что мне ничего не помешает.
Повисла тишина. Напряженность висела в воздухе, мы молчали. Я сохранял саркастическую улыбку и смотрел на хозяина дома. У видел, как у него затряслись руки, и он не мог оторваться от фотографии, на которой улыбалась Некрасова Лера.
Спустя десять минут тишины, он начал:
– Я любил её. Мы познакомились, когда я только начал заниматься делом Оборотня. Она работала парикмахером. Лера очень любила заниматься причёсками, она была молода и очень красива. Мы начали с ней общаться, и я думал, что у нас с ней все искренне.
Было видно, что Ушакову очень трудно давался этот рассказ, но в то же время он говорил и я видел, как с его плеч падает огромный груз, который он всё это время держал на себе. Я был в предвкушении сенсационной статьи, где я разоблачаю настоящего убийцу. Мой отец был мне абсолютно по барабану. Меня волновало лишь одно: крутая история и разоблачение.
Ушаков продолжал:
– Когда я увидел её труп, я не подал виду, что знаю её. Никто не знал, что у меня есть какие-то отношения. Я сделал всё так, как если бы это было обычное убийство, но потом всю ночь я пил и плакал у себя в квартире, проклиная того, кто это сделал. Для меня это дело стало личным, и я твердо решил, что найду виновника. Я уничтожу его своими же руками.