В – общем, ты молодая дурочка.
Сам то – он не дурак, прозябать в таких условиях, в угоду своей мамочке. А с Верой он, в раю – сыт, одет, рестораны, Карибы. Как только она согласилась.… Хотя, ей что терять. Напротив.
-Ну, и что мне теперь делать?
-Подожди, дай подумать? Старушка села в позу мыслителя и замолчала на полчаса.
Надя решила сама нарушить эту гробовую тишину.
-Куда мне идти? Что делать?
– Ну, насколько я поняла, в браке вы не состоите, ребёнок записан под твоей фамилией, хотя Степан записан, как отец.
Свидетельство о рождении у тебя, извини, я рылась в твоей сумочке, мало ли.… Ну, там всё на месте, не переживай!
-Так вы знали практически всё и без моего рассказа.
– Ну, не всё, но думаю главное. Бывшие заключённые лучшие сыщики.
– У меня такое чувство, что вы гордитесь тем, что вы сидели?
– Мне скрывать нечего, я не сделала ничего постыдного. Мне за это многие спасибо говорили.
-За, что за это? Вы меня интригуете.
– За то, что я убила одного гада.
– Как убили?
– Так, убила! Зарезала, спящим – двадцать ножевых ранений.
Надя сжалась в комочек и буквально втиснулась в кровать, на которой сидела.
– Давно это было. В Волгограде свирепствовал маньяк. Насиловал маленьких девочек и душил. Весь город трепетал. Воровал прямо с дворов, из садиков. Шесть человек погубил. Его обыскались, нашли совершенно случайно – повезло. Его посадили в психушку, полечили лет пять и выпустили. Понятно, что не вылечили. Он вышел, переехал в Кавминводы и опять за своё. Я тогда все газеты Советского союза выписывала, всё перечитывала, в курсе всех событий была. Работала на проходной на заводе. Работа не пыльная. Сиди, да читай. Ну, когда моя доченька пропала.
Старушка замолчала. Нет, она не замолчала, она стала истерически стонать. По её лицу покатились слёзы. Надя никогда не видела, чтобы люди так плакали. Как говорят – слёзы градом.
Ну, ты поняла – продолжила женщина. Я его нашла. Дочь моя была второй в его новом списке жертв. Я была на её опознание. Не знаю, может я стала такой же ненормальной, как он. Но я не могла ему позволить жить дальше. В руки милиции он попал уже мертвым. Меня признали вменяемой. Дали пятнадцать лет. Многие мне писали на зону, благодарили. Писали высшему руководству, чтобы меня помиловали. Но десятку я всё- таки отсидела. Понимаешь, я ко всему прочему, отрезала его хозяйство и забросила в окно прокуратуры. Не знаю, сейчас мне кажется, что тогда я была невменяемой, вряд ли бы я решилась на это в здравом разуме. Ну, нет я не жалею о содеянном. И о том, что отсидела не жалею, у меня было две дороги – тюрьма или монастырь, разница не большая.