Зима ушла. А Март стоял и по щекам его текли последние студёные слёзы. Стесняясь, он стирал их свежей салфеткой ветра. Но напрасно. Они всё текли и текли, сбиваясь в ручьи и реки, смывая воспоминания, как надежды.
Как слова, произнесённые во след. Впустую. Как пепел костра, сорванный с места сквозняком приоткрывшейся двери. Ведущей в никуда и отворённой неведомо кем.
Прелесть бытия…
Птичья кормушка из собачьей миски на подоконнике привлекла мышей. Одна, размером чуть больше грецкого ореха, даже поселилась под нею. В миске вкушала, сысподу>13 спала и ссыпала горсти мелкого мышиного мусора. Она была довольно неаккуратна. Отдыхала и прогуливалась в одной и той же меховой курточке с ржавым подпалом. Из-под полы, как исподнее, выглядывал странный тонкий безволосых хвост. На вид – чужой ей, взятый взаймы ненадолго. Но таскавшийся следом, куда бы она не шла. Вторая мышь, больше первой в три раза, с чёрной вздыбленной припудренной пылью шерстью, проживала в толще стены дома. Но столовалась также – у птиц.
Маленькая мышь казалась пернатым ровней, они не пугались ея соседства. Вежливо толкались на весёлом току крупы. Оступаясь, заваливались на бок, давали друг дружке место, чтобы встать на ноги. В стыдь>14 нарочито толпились, выбивая пар из шерсти и перьев. Набивались доверху, выкипали крылато, но держались совместно супротив временной стихии.
Когда морозы теряли хватку, хулиганили и пугали друг друга мнимыми опасностями, подавая напрасный посвист тревоги. В него мало кто верил. Дятел, слизывая липким языком крупу, задевал розовый кулачок мышонка. Шило клюва поползня дробно и часто сновало округ куцей курточки мыша, утыкало его округ, но не задевало и волоска.
Набегам же смуглой бОльшей касти>15 не были рады. Она вносила в сообщество хаос, подобный состоянью планеты нашей до мироздания. Малая мышь спешила прочь, колодой игральных карт взлетали птицы… И сознание малодушно и досадливо напоминало о спящих об эту пору ужах, для которых гнус>16 – хлеб насущный.
Коль скоро гребень солнечных лучей принялся за уборку, что случается обыкновенно меж зимой и летом, миску спрятали до осени в укромный уголок сеней. Птицы поспешили догадаться о том, что уже пора, и взялись за устройство гнёзд в тени туи. А мышь ещё долго приходила на место, где было её зимнее жилище. Она семенила промеж ненарочно просыпанных зёрен на собранный ею сор, и выбирала, – что годится в пищу, а что уже давно съедено.
В виду сей, вовсе ненапрасной суеты, вздумалось нам про то, что тщетны ожидания рассудка …от человека. Ибо – как мыша, ищет сытный стол в виду отхожего места. Страшится потерять его из виду. И роняет себя, погружаясь во вчерашнее. Оно – то, без чего нет завтра. Но не то, что теперь. Коего не ценишь, не глядишь, замирая от прелести, что вне оков и соблазнов зла, но от трепета и осторожности бытия. Находить себя в котором – наслаждение…