Терра политикана (Глухов) - страница 13

Отец гордился моими успехами в учебе, и я был явлен «обществу». Экзамен, устроенный мне Лохмачём, я, конечно же, провалил. Знаниями он не блистал, но заменял их тюремными хохмами и прибаутками, а я-то отвечал на вопросы серьёзно. Отец, (не семи пядей во лбу) даже слегка расстроился, половину не поняв. Тут меня осенило спросить бормотуна (тоже в своём роде политикана) о демагогах. Экс полицай, нетрезвым взором обежав меня, разочарованно протянул:

– Я думал ты умнее. Историю забыл? Помнишь: Гог, Магог и демагог… Понял?

– Нет, ничего не понял, – ответил я, осознавая пропасть своего невежества (как мне казалось).

Отец по-пьяному приуныл и хотел было изгнать из авторитетной компании, но великодушный Лохмач замолвил словечко, и я был помилован. Он хитренько глядя на меня, ободрил:

– Не переживай, подходи почаще – я тебя многому научу. Например, тебе известно, кто лучшие медики? Молчишь? Запоминай: лаборанты. Понюхал такой мочу у любого больного, а то и здорового человека – сразу диагноз определит, чем, например, болела твоя бабушка…

Я удивлённо спросил:

– Дядя Вася, а откуда ему про бабушку известно?

Бывший прислужник Гитлера, посуровел грубоватым, морщинистым лицом. Из-под всклокоченных бровей на меня уставились серые, немного презрительные глаза. Он, кряхтя, (одна нога у него была деревянная) поднялся во весь свой более чем полутораметровый рост и, подняв указательный палец правой руки произнёс:

– Диалектика! Когда-нибудь поймёшь.

Впрочем, я отвлекся. Полная аналогия с Уральским экс представителем Холманских, прослеживается в истории с первым покушением на Александра II. Царь прогуливался с собакой, а толпа зевак наблюдала за моционом (то ли императора, то ли собаки). Некто Каракозов, тип, психически неуравновешенный, восторженный и неврастеничный поборник народного счастья, решил августейшего монарха пристрелить. Он долго и неуверенно целился, так долго, что сторож Летнего сада поднял крик. Толпа напала на нерасторопного стрелка и повалила его. В числе схваченных и отправленных в 3 отделение к жандармам, оказался невзрачного вида картузник Осип Комиссаров. Бедолага мысленно готовился к многолетней каторге, когда в чью-то жандармскую голову, пришло что это и есть спаситель государя, который, де, предотвратить роковой выстрел. Трудно сказать, почему выбор пал на столь ничтожную личность, возможно, из-за характеристики, данной воспитателем и опекуном картузника А.С. Вороновым: «Это в сущности препошлый человек… Он от природы туп до крайности…». Что было потом, дело бессмысленное описывать полностью – это займёт многие сотни страниц. Можно упомянуть пунктиром: Осип стал потомственным дворянином Иосифом Ивановичем Комисаровым -Костромским. Империя молилась на него. Антон Рубинштейн сочинял музыку, а Некрасов стихи. Все газеты и журналы источали елей в хвалебных статьях, а иконами, деньгами и почестями несостоявшегося каторжанина завалили… Жена его (дура набитая) ходила по торговым рядам Гостиного Двора, ежедневно скупая шелка и бриллианты, рекомендуясь женой спасителя. Смущенные купцы пытались уверить её, что спаситель был холостой…