Короче, встречаться стали у Тони дома. В основном по выходным. Выпивали. Познакомился с Димой, с сыном её. Здоровый бугай, почти на голову выше. Он меня сразу в штыки принял. Мол, ты здесь на хрен не нужен нам с матерью. Я ему говорю, что у мамы твоей другое мнение, и не тебе решать с кем ей жить и зачем жить. А та во мне, вроде как, защиту увидела, и всегда на моей стороне была. И вот однажды, в субботу под вечер явился Димон с двумя друзьями. Мне показалось, они постарше были, лет по двадцать, и все пьяные конкретно. Я сразу прочуял, что по мою душу пришли. Не успел до кухни добежать за ножом…, а так бы всех их «замочил» в тот день….
«Мокрый» резко махнул рукой, замолчал и опустил глаза. Воспоминания об упущенном моменте расправы над тремя молодчиками давались ему нелегко. Обида читалась на его грустном задумчивом лице за прошлую совершённую ошибку. Николай достал сигарету, прикурил и продолжил:
– В общем, «отоварили» они меня тогда до полусмерти. Три ребра сломали, сотрясение оставшегося мозга, правым глазом неделю ничего не видел, синяк был в пол лица. А товарищи Димины после меня за Тоню взялись, избили и изнасиловали, я так понимаю, с молчаливого согласия сыночка. Естественно, никто в милицию не обращался. Мне, вроде, «западло», а мать, конечно, не стала сор из избы выносить, на сына «заяву катать». Ну, понимаете. Отлёживались мы недели две. Дима не появлялся. Видать протрезвел, вспомнил, чего натворил и боялся на глаза показываться.
Прошло около месяца. И вот, в один прекрасный момент «нарисовывается» пасынок, прямо в канун восьмого марта. Принёс пузырь дешёвого портвейна, типа мириться пришёл. Ладно бы извинился, покаялся. Но нет, учить стал, мол, живёте, как скоты, «пашете» за копейки, а потом по выходным их пропиваете. Портвейн свой сам и «уговорил», пока разглагольствовал. Хватило моего терпения где-то на час. Я встал, взял пустую бутылку и «опустил» ему на голову. Он наповал. И лежит, не шелохнётся. Не поверите, мужики, такое облегчение получил. На душе полное удовлетворение. Даже не от мести, а за восторжествовавшую справедливость. Мне этого было достаточно. А Тоня моя, вместо того, чтобы накинуться на меня, и заступиться за сына, молча вышла из кухни и пошла в сарай. Связал я его козла на всякий случай и в комнату оттащил. Долго её не было. После приходит с бутылкой самогона. Давай, говорит, наступающий праздник отмечать. Про сына ни слова. Видать в уме всё для себя решила уже. Выпили, закусили, чем Бог послал. Сбегали к соседке ещё за литром. В общем, к вечеру дошли до кондиции. А Димон в комнате оклемался, стал орать, угрозы посылать в мой адрес, мол, конец тебе пришёл, скажу друзьям и так далее. И вдруг Антонина поднимает на меня глаза и произносит: «Надо его убить, Коля. Он мне больше не сын», – главное, говорит серьёзно, осознанно, трезво, будто и не пила совсем. Страшно мне стало от таких слов. Ну, думаю, пьяная, со злости болтает. Понял, что шутки кончились, когда притащили пасынка в сарай. Там ванная чугунная стояла, заполненная водой. Это она когда уходила, натаскала её ведром из колодца. Ну, и всё…. Я хоть и «вдребодан» был, но голова ещё «варила» немножко. Раз десять её спрашивал, хорошо ли она подумала, понимает ли, что хочет сотворить. Ответ был однозначный….