Ему хотелось почувствовать это прикосновение.
Слабое, неуловимое.
Только без перчатки.
Кожа к коже. Чтобы ощутить мягкость, уловить аромат, впитать его в себя.
«Хватит!» — мысленно приказал он себе, сдерживая силу, которая уже тянула к девушке свои невидимые путы.
Три полных круга и разворот.
Отойти и снова соединиться, невесомо коснувшись рук.
Кроме них больше никто не танцевал. Мало того, даже не общался. В огромном зале, полном гостей, стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь звуками музыки, шуршанием бального платья Николетты и стуком каблучков по мраморному полу.
Они танцевали молча, не говоря лишних слов и полностью сосредоточившись на движениях.
Звучали последние ноты мелодии, когда Николетта вдруг прильнула к нему, быстро вложила что-то в ладонь и шепнула едва слышно: «Я жду». После чего присела в реверансе, благодаря за танец, как того требовали правила, и, развернувшись, сбежала сквозь толпу зевак.
Мейнор сжал кулак и развернулся в другую сторону. Туда, где его ждал принц.
Стоило ему уйти с импровизированной танцевальной площадки, как все словно ожили. Шепотки, голоса, насмешки и ее имя.
«Николетта… Дэрринг… опозорила себя… демон! Позор! Позор! Бесчестие! Как она посмела!»
— А ты отлично танцуешь, — заметил принц, который в дальнем углу стоял в одиночестве и ждал его.
— Тебя это удивляет? — поднял брови Мейнор.
В Пустоши были приняты другие танцы. Яркие, веселые, не такие чопорные и надменные. Там бы он прижал Николетту к себе, сквозь тонкую ткань платья ощущая каждую клеточку девичьего тела. Наряды у них тоже были другие. Легкие, не сковывающие движения и почти ничего не скрывающие.
Мейнор не хотел представлять Николетту в традиционном платье. Не хотел, а все равно видел…
Ариенн никогда до такого не опускалась.
— Я из другого мира, Мейн-оир, — говорила она. — Так нельзя. И тебе, и мне стоит помнить свое место.
Интересно, а ее дочь бы рискнула?
— Ты все-таки решил вмешаться, — констатировал принц, вырывая друга из опасных размышлений.
— Это всего лишь танец.
Демон выхватил бокал у лакея и разом осушил его наполовину. Образ Николетты с распущенными волосами все не выходил из головы.
— Никогда бы не подумал, что она решится. Ты хоть понимаешь, что теперь будет?
— Это всего лишь танец, — снова повторил Мейнор, скривившись от собственного косноязычия.
— С демоном, отродьем Пустоши. Ей этого не простят.
Не простят. Он прекрасно понимал это. И до хруста в кулаках хотел заткнуть рты каждому, кто посмеет сказать плохое о ней. Николетта же совсем ребенок. Одна, брошенная на растерзание всему миру, вынужденная сражаться за себя и родных.