И когда я уже практически готова развернуться, девушка в очередной раз заходится в смехе, делает пару шагов и поворачивается ко мне боком. И я узнаю этот профиль.
С широко раскрытым ртом я стою и пожираю глазами ее лицо. Вернее, ту половину ее лица, что повернута ко мне. Она живая. Убитая девушка из дома напротив жива и смеется. Смеется вместе со своим убийцей. Берет его за руку, похлопывает по плечу и смеется, смеется, смеется. И я сама не замечаю, как это началось, но я начинаю смеяться вместе с ней. Сначала беззвучно, потом всхлипывая и через некоторое время во весь голос. Так, наверное, гогочут обезьяны, когда видят банан после недельной голодовки. От выступивших слез, я почти не вижу ничего вокруг. И эта внезапная потеря ориентации пригибает меня к земле. Я встаю на колени и пытаюсь пальцами выдавить лишнюю жидкость из глаз. Вытираю руку о куртку и снова подношу ее к глазам. И все это время я не умолкаю ни на секунду.
– Да тут требуется ваша срочная помощь, Роман Евгеньевич. Эко девку-то скрутило.
– Я такое уже наблюдал. У этой пациентки время от времени случаются подобные припадки. Гогот, слезы, падение на колени.
– То есть вы предлагаете ничего не делать? Просто ждать? Помрет ведь!
– Ну нет. Ждать мы не будем, – с этими словами он берет меня, гогочущую, под локоть и тянет наверх. – Ты посмотри только! Что ж ты в лужу-то прямо упала, Любимая? Черт знает, кто в нее ссал.
От этого «ссал» меня накрывает новая волна смеха. Но резкая боль в животе мешает мне выпускать из себя смех в полную силу, поэтому я уже больше громко икаю, чем гогочу. Он прижимает меня к себе. И вдыхая его запах с каждым новым глотком воздуха, я постепенно успокаиваюсь и замолкаю.
– Ну вот. Видишь, Елена Юрьевна, все обошлось, а ты «помрет-помрет».
– Так я ж не специалист. Было похоже, как будто помрет.
– Зато теперь ты поняла, как нужно изображать истерику, да? Ну, даже если не запомнила, мы как-нибудь пригласим тебя в гости и повторим на бис.
– Нет, – мямлю я из глубины его объятий. – Я так больше не смогу. Наверное.
Он смеется и гладит меня по голове. Я отлепляюсь от его груди, вытираю влажные дорожки слез со щек и пару раз хлопаю себя по грязным и мокрым коленям.
– Ладно, ребята. С вами весело, но я уже и правда опаздываю на репетицию. Но насчет этого биса… – она поднимает вверх указательный палец и тыкает им в меня. – Я загляну. К вам к гости, – и она улыбается, нагибается, чтобы поцеловать его в щеку, и уходит по дорожке в сторону школы.
– Это кто? – выпаливаю я.
– Лена.
– Я знаю имя. Я имею в виду… – я хочу спросить: «Почему ты тыкал в нее ножом? Почему пошла кровь? Почему она сползла по стенке? Что это, черт возьми, такое было?»