– Ну, она актриса. Часто бывает в разъездах, но очень любит цветы. Их нужно поливать, когда она на гастролях. И, угадай, кому досталась сия великая честь? – улыбается он.
– Но вы же целовались! – неожиданно для самой себя произношу я вслух.
– Ты про что? Про этот, в щеку? – и он тыкает пальцем туда, куда она поцеловала его на прощанье. – Мы просто очень хорошие друзья. Хочешь, я и тебя буду целовать при встрече и на прощанье? – смеется.
– Я… просто не знаю. Не знаю....
– Не знаешь? Ну, когда узнаешь, скажи. И я начну.
– Начнешь что?
– Целовать тебя при встрече и на прощанье.
– Боже, это какой-то бред. БРЕД! Вся зима в бреду!
– И, видимо, начало весны тоже, – неуверенно добавляет он.
– Да. И начало весны, – я смотрю в его глаза. В эту зелень. И понимаю, что сейчас я больше ничего у него не спрошу. Я не готова. Я пока не могу спрашивать. Потому что для правильных вопросов, нужна предыстория. Нужен рассказ. А я не готова сейчас. Не готова рассказать ему весь этот бред. Весь этот отчаянный бред.
– Ты домой шла?
– Ага.
– Ну пойдем. Провожу тебя до квартиры. Видимо, другого шанса забрать у тебя мой свитер уже не представится.
Я могла бы ответить: «Хочу, чтобы их было тысячи или даже миллионы!» Но вместо этого просто улыбаюсь.
– Ты читала мою записку?
– Ага.
– Надеюсь, твой диван еще не забыл меня? Потому что я все еще скучаю.
– Ага.
– Ага, не забыл? Или ага, я знаю, что ты скучаешь?
И я могла бы ответить: «Он не забыл. Он скучает. Как и я». Но вместо этого я просто улыбаюсь.
– Знаешь, однажды я снова напьюсь и задам тебе парочку неудобных вопросов. И я знаю, что у тебя для всего найдется объяснение, но мне просто интересно услышать.
– Ага.
– Тебя заклинило?
– Ага.
Я останавливаюсь. Он останавливается следом. Я смотрю ему в глаза, наслаждаясь секундами. Каждой секундой, проведенной в этой зеленой трясине. А затем обнимаю его, громко вдыхая его запах. Сжимаю сильно-сильно и чувствую, как он тоже смыкает вокруг меня кольцо своих рук. Мне все равно, как я жила все это время. В боли, в страхе, в безразличии, в оцепенении, в ненависти к себе. Мне все равно, на сколько лет эта зима сделала меня старше. Мне все равно, что были ночи без сна, что были кошмары, что были слезы, что были приступы истерики. Все это ерунда. Все это уже прошло. Конечно, все было бы по-другому, если бы в тот злополучный вечер я не сидела и не разглядывала людей в доме напротив. Но как по-другому? Я не знала. А что если совсем по-другому? Так по-другому, что сейчас бы я не стояла, уткнувшись в его плечо? Вот, что страшно. А остальное… Мне все равно.