Впереди Авангарда (Малозёмов) - страница 32

–Пусть в ящик стола глянет. В правый.– Хихикнула Яга, вылетела в окно, высморкалась там на прохожих и вернулась.

– Господи, милостивый и праведный!– Открыл ящик секретарь, оплот и лидер повального областного атеизма.– Это же печать Политбюро ЦК, это – президента США, королевы Елизаветы Второй и Всемирного Фонда Мира. Бляха- Муха. А проверять никто не будет?

– А чё? Пусть. Всё подлинное, настоящее.– Иван зевнул. -А их хозяева как раз сейчас случайно потеряли и найти не смогут. Завтра сделают новые. Такие точно.

Елизавете то деньжат отсыплем по ходу успехов?– скромно сказал Золотов.-

Это ж она да парни её предложили тебе такую канитель закрутить!

– Да всем хватит.– Иван откланялся.– Завтра в десять зайду за «вездеходами». Ну, за официальными поручениями и разрешениями.

– Да они в восемь утра готовы будут – пожал Ваньке руку секретарь.

– Ну, я полетела? – шепнула Баба Яга.– Нам в обед праздновать день рождения Кощея. Сто сорок восемь тысяч годов ему стукнуло. Я моложе на пятьсот лет всего. Нечести налетит – у-ух, сколько! Редко встречаемся. Дела ведь у всех мирового уровня. Некогда всё. Свидимся завтра.

Шел Ваня обратно в храм – дурдом и удивлялся вслух тому как всё легко сложилось. Если так же и деньги к ним потекут рекой типа Волги, то истину глаголит протоиерей Симеон:

– Верь в Бога, не верь в Бога, а он только один и есть по правде. А остальное всё блажь. Остальное всё нам только кажется. Как, однако, и мы сами себе.


Глава восьмая

Всё, чего нет, когда – то явится

Притвор, дверь в храм, был тяжелым. Но его отец Симеон настежь запретил держать. Народ у нас здоровый, психически совершенный, говорил он на общих посиделках с чаем и печеньем на престоле, и никуда из спасительного места бежать не станет. Ну, алиментщики, воришки мелкие да крупные, хозяева цехов подпольных, взломщики закона о том, что унизительной частной собственности нет у нас. Куда они побегут. Сдаваться милиции? Сидят как крысы церковные в норе своей и ждут перемен. Каждый своих. Под матрасами у них бумаги с ужасными диагнозами. Бумаги те им самим страшно читать. Хотя некоторые вполне с болезнями свыклись и были почти счастливы. На работу-то их теперь брать не станут, а даст государство пособие. Если втихаря шабашить где-то или своё дельце в погребе замутить или селе безлюдном, то и жить будет сладостно. Начальства нет, а деньги – вот они.

А сидельцы диспансерные вообще забавными были. Один мужик подкупил бухгалтершу на заводе по изготовлению и намотке на бобины медной проволоки в хлорвиниловой оплётке, растратили они совместно чуть ли не всё богатство казённое за год в кабаках зарайских, купили по блату, без записи в очередь два «москвича» последней модели и спрятали их в далёком селе Тархановке у сестрёнки мужика этого. Сеном укрыли так, что стояли в конце двора две натуральных копны для коров. Их бы вычислил даже свирепствующий первую неделю на новой работе младший лейтенант ОБХСС. Потому как у сестрёнки никогда не было коров. И купить было не на что. Мужик с бухгалтершей как-то после трёх десятков крупных пьянок всё же учуяли опасность и, использовав молву народную, укрылись в храме- дурдоме. Дяденька розовощёкий, с глазами умного слона, получил справку, что он параноик с манией патологического подозрения ко всему. Он даже Иисуса Христа, на стенке нарисованного, подозревал в сговоре с санитаром Евгением. Они вдвоем не докладывали ему в чай сахара и мяса в котлеты. Бухгалтерша заслужила диагноз более страшный – дебилизм. И её не посадили бы за растрату, даже если бы она сама написала на себя заяву в ОБХСС. За решетку увезли бы директора проволочного завода, чтобы после трёхлетней одсидки за халатность он даже больных гастритом не брал на ответственный пост.