Машины снизили скорость, виляя по разбитым закоулкам. Дорога напоминала поверхность Луны, которую Туз видел на чёрно-белой иллюстрации в какой-то энциклопедии. Кратеры от взрывов, серии ям от огнестрельных очередей, гряды мусора и простое разрушение из-за времени и условий. «Шеви» частенько потряхивало на кратерах вместе с водителем из стороны в сторону, а им в такт трясло и свет фар. Но все это закончилось, стоило им выехать вновь на шоссе, над которым скорбно склонились скелеты фонарных столбов. Пару заправок спустя, машины доехали до лысеющего подлеска, рядом с которым гнила стоянка грузовиков и трейлерный парк «Мясников».
Они встали у уничтоженной заставы на шоссе из трёх прицепов для перевозки песка. Средний- перевернут на бок, на асфальте рядом валялась дюжина трупов с оружием. Кровь смыло дождем. За прицепом стоял разбитый всмятку ржавый 3-х осный тягач 30-х годов, разукрашенный белыми крестами. От удара у грузовика оторвало левое колесо, а тонны навесной брони не устояли и скомкались вместе с корпусом, словно бумажка. Туз натянул на лицо противогаз, повесил на плечо дробовик и выскочил из машины. Дождь потихоньку стихал, ветер не так сильно дул, а молниям было все равно. Они били по глазам своими яркими фиолетовыми вспышками, а потом гром ударял по ушам. В полутьме (фары они погасили при подъезде к парку), Туз подбежал к пикапу Вилли, постучал по стеклу и то же самое сделал с эвакуатором Шестипалого. Они вышли из своих машин в противогазах и плащах. Собравшись втроём, Туз заговорил.
– Вилли, оставляем машины на обочинах, Шестипалый- заезжай внутрь периметра. И глазами не хлопайте, смотрите в оба, вдруг кто живой остался.– поставив машины на обочину, Туз и Вилли проскользнули через брешь в обороне. Под ногами позвякивала сталь и латунь от гильз. Обычно гильзы собирали после боя для самодельных патронов. А тут они бесхозно валялись на мокром асфальте. Не менее бесхозно валялись трупы. «Мясники» в привычных кожанках с эмблемами, «Праведники»– в обмотках и обрывках всякого тряпья. В брешь, мерно тарахтя, въехал эвакуатор. Трейлеры стояли с обеих сторон дороги, по правую сторону была стоянка грузовиков, которую тоже заставили трейлеры. Чуть левее от стоянки шла ещё одна тропа, ведущая, видимо, к гаражам и мастерским, но сейчас проезд загородили останки сожженного тяжело бронированного внедорожника.
Сражение было жестоким. Трупы встречались на каждом шагу, все вперемешку и «Праведники», и «Мясники». Эвакуатор то и дело переваливался через тела, будто бы ехал по кочкам. И у всех на лицах застыла боль от ужаса. Из рта многих из них поблескивало нечто буро-бежевое, рядом с ними лежали ошмётки чего-то похожего на рвоту и внутренностей. Жидкость, естественно, смыло дождем, но крупные куски лежали рядом с их хозяевами. У Туза сверкнула в памяти фраза пленного «Мясника»: «они лёгкие выблёвывали». Тощие скелеты «Праведников» обмотали свои рты и носы какими-то тряпками, некоторое были даже в респираторах, но те так же валялись в куче своих внутренностей, выронив тёмные, ядовитые клинки из расцепленных кистей. На правых предплечьях всех культистов были вытатуированы или выцарапаны лезвием надписи. Бред и цитаты Первосвященника. Чтобы Господу было легче отличать грешников. Рядом с дорогой стояли брошенные развалюхи «Праведников»– сгоревшие от ржавчины драндулеты 30-х и 40-х годов. У всех у них крышах был намалёван белый крест, похожий на католический. Трейлеры, при подъезде к ним, стали формировать из себя улицы, достаточно широкие, чтобы там мог проехать эвакуатор. Асфальта кончился, и их ботинки стали громко хлюпать грязью и слякотью. В трейлерах горели керосинки и огарки свеч на свином жире. Проходя мимо одного из трейлеров, дверь которого была нараспашку, а на входе, с зияющей дырой выходного отверстия, лежал труп, Туз заглянул внутрь. В отсветах керосинки, сквозь влажные стекла противогаза, ему бросились в глаза очертания тела, облокотившегося на стену, сидящего на заднице. В радиусе метра от него все было залито кроваво- бежевой блевотнёй, в которой плавали куски лёгких, обрывки сосудов и альвеол. В луже, рядом с правой рукой, валялась двустволка. От этой картины Тузу стало не по себе, а осознания факта, что ему резко стало не по себе, ему стало ещё хуже. Инстинктивно Туз сжал рукоятку дробовика сильнее.