В приемном покое никого из персонала не оказалось, в справочной тоже. Сел рядом с окном на стул. Напротив, на широкой скамье под чахлой пальмой лежал бомж, тихо стонал в нечесаную бороду. На соседней лавке сидела женщина, тоже бомжеватого вида, с полотенцем на голове.
Не заметил, как задремал. Кажется, даже приснился какой-то сон. Его окликнула пожилая медсестра в синем мятом халате и вязаном берете. Назвал фамилию Анечки. Медсестра долго водила пальцем по журналу, потом громко сообщила:
-В реанимации. Состояние тяжелое.
-А когда… Когда будет известно что-то более конкретное?
-Завтра приходите или позвоните.
-Завтра. А раньше?
-Мы тут не Кашпировские, предвидеть ничего не можем.
-А Кашпировские могут?– задал неуместный вопрос Сокольников.
Медсестра только пожала плечами.
Долго бродил по городу, затем сидел в обычном провинциальном кабаке. Под блатные, тянущие жилы и душу песни ковырял вилкой селедку, пил явно паленую водку. Заведение закрылось только под утро. Все это время Сокольников томился вопросом: зачем подставила его Анечка?
Вернулся в больницу часов в семь. Бомж по-прежнему спал под пальмой. Скамейка рядом была свободна. Пристроился, тут же отключился. Разбудили громкие голоса. Кого-то тащили на носилках, а пациент кричал и ругался матом на санитаров. Часы показывали начало десятого. Дежурная в справочной сменилась. В окошке сидела толстая тетка в ватнике, пила чай с баранками. Она собирала ладонью крошки со столика, отправляла себе в вульгарно накрашенный рот. Поинтересовался о состоянии здоровья девушки, которую накануне определили в реанимацию.
-Крупная такая? С чем поступила?
-С отравлением, – уточнил Сокольников.
-Умерла.
-Как?!
-Как здесь люди умирают? Тихо. Оформляйте документы, тело из морга можете забрать завтра. Вы же родственник?
На ватных ногах отошел в сторону, сел на голову бомжу. Тот застонал. Это конец! Теперь засудят. Не могла в другом месте танец гейши исполнить!
Он видел перед собой мир и не видел. Пошатываясь, дошел до выхода, открыл дверь, втянул носом воздух, насыщенный корвалолом и еще какой-то медицинской дрянью. Достал из портфеля флягу коньяка. Не обращая ни на кого внимания, влил в себя полбутылки. Сзади хлопнула дверь.
-Коньяк по утрам – признак последней стадии алкоголизма.
Поперхнулся. На него смотрели острые птичьи Аничкины глаза. На плечи было наброшено синее драное пальто. Открыл рот, не зная, что сказать.
-Давай зайдем внутрь, а то я точно умру. От холода.
Не убирая бутылки, вернулся с Анечкой в больницу.
-Ты же… умерла. Мне тетка сказала.