-Ладно, приеду, – неприлично быстро согласился Сокольников. – А муж?
-Объелся груш. Так приедешь?
-Сказал же.
Теперь можно было и погрубить. Анечка воззрилась на него острым, принизывающим взглядом. Да, да, птичьим. Эти птицы в ней часто менялись. Теперь это была, скорее, сорока.
Заходя в медицинский центр, Сокольников о боли не помнил. Она куда-то делась. Словно испарилась вместе с Анечкой. 'Что это было, для чего это было?' Он думал только о ней, и именно она наполняла его всего, а не болезнь. Рассказывая о своих проблемах врачу, он часто улыбался, на душе было легко и свободно, в груди разлилось тепло, будто напился топленого молока. Жизнь обрела какой-то сомнительный, но определенный смысл.
Несколько дней он, конечно, спорил с собой – ехать в Камышевку или нет, но знал заранее вполне определенно, что обязательно поедет. Утром в субботу встал ни свет, ни заря, тщательно выбрился, помылся и уже вначале восьмого отправился на Казанский вокзал. А еще через час полусвободная электричка уже уносила его к ней, в Камышевку. Машину не заводил, знал, что напьется.
Они сидели возле жаркого камина в широких удобных креслах. Анечка плотно укуталась в коричневый шерстяной плед. Рядом с ними, на журнальном столике стояли запеченная курица, несколько бутылок красного вина, два наполненных бокала и две зажженные свечи. Молча глядели на горящие свечи, курили, потягивая вино. На душе Сокольникова было благостно. Он удобно устроился в кресле, вытянув вперед ноги в глубоких домашних тапочках. О прошлом не вспоминали, и это радовало Сокольникова, зачем копаться в том, что неприятно обоим?
Перед ним была она и не она. На Новокузнецкой как-то и не разглядел. Внешне изменилась сильно, скорее похорошела. Куда-то утекли с лица резкие черты. Косметикой теперь Анечка пользовалась грамотно, осторожно. 'Прошло время бабочки, брачного периода, со всеми вытекающими переменами'. Да и в фигуре явные изменения. Во всяком случае, он не замечал в ней больше ничего угловатого, отталкивающего. А вот сама Анечка осталась прежней. Это и понятно – люди, по сути, не меняются никогда. Меняются их взгляды, мировоззрение, поведение, восприятие мира, но стержень всегда тот же. От рождения до смерти. Генетическая конструкция неизменна.
В просторной комнате мебели было немного, почти вся из голландской 'Икеи'. Как и у него на даче. Разве что большой кожаный диван у окна привезли явно из какого-то офисного магазина. В другие комнаты Сокольников не заходил, на второй этаж не поднимался, но был уверен, что и там похожий дизайн.