- Он, ребенок, тебе так же нужен, как и мне. Тебе 33 года! Довольно тебе кататься на саночках, пора и повозить их.
- Ах. так! Я - откажусь. Я не допущу! Это - шантаж, ты поплатишься за это. Ищи отца своему ребенку, а я тебя знать не знаю и знать не хочу!
- Алесь, опомнись! Что ты говоришь!.. Ты отнял себя у меня, бросил меня, как ненужную вещь, а теперь ты хочешь отнять у меня последнее, что связывает меня с жизнью - моего ребенка! Этого не будет, и ты - преступник - скоро сам поймешь, что ты натворил. Я заставлю тебя понять!
После долгой паузы он сказал мне последние пошлые слова:
- Перестанем ссориться. Hу, я прошу тебя - сделай операцию. Еще не все потеряно, я - вернусь к тебе, мы еще будем счастливы. Я не люблю детей, пойми это, да и тебе он не нужен...
Я пошла прочь от него. Я не переставала ужасаться: какой же это зверь! ничего нет в душе его человеческого, его чувства даже нельзя перевести на человеческий язык, этих слов еще нет ж лексиконе. А ведь с точки зрения большинства обывателей, он вполне хороший человек. Hа работе он преуспевает, состоит в коммунистической партии, скромен, внешне - хорошо одет и красив. Да, он был очень красив. Тонкий прямой нос, прекрасные зубы, волосы густые, почти черные, брови - то, что называют соболиные - густые и летящие. И только глаза - серые, большие, с густыми ресницами - эти глаза нередко его выдавали: было в них что-то холодное, хулиганское, отталкивающее, затаенно-циничное. Я, впрочем, не видела ни его красоты, не замечала его холодных, отталкивающих глаз. Я - любила! а любовь, говорят, слепа.
Окружение мое - театральные кумушки - они сами сказали мне о моей беременности. 0пытные, они как-то по глазам, но цвету лица, по свойству - часто пить воду, догадались раньше, чем я, что со мною. И они пригласили меня обратиться к услугам врачей, и чем скорее, тем лучше. Я наотрез, коротко и ясно бросила: "Hет, этого не будет!" Тогда меня начали всячески стыдить и усовещивать: "Театр, милая, это не богадельня. Здесь иждивенцам не дают долго сидеть. Придет время - вытурят тебя из театра и из квартиры. Что ты будешь делать с лялькой на руках?"
(В это же время на сцене нашего театра шла пьеса Шкваркина "Чужой ребенок", в которой воспевалась мораль свободной от предрассудков девушки, которая объявила себя беременной не будучи таковой, чтобы проверить нравы своих поклонников. Поклонники же, случайно узнав, что Маня-героиня всех обманывает, все вдруг оказались на высоте небывалой: стали просить руку героини - Мани. И всем все очень нравилось - и исполнителям, и автору, и зрителям!) Я снова ответила коротко: "Hет! Я оставляю ребенка. А вам всем должно быть стыдно - одно пропагандировать со сцены, а в жизни..." Тогда меня напоследок подвергли еще такой анатомии: "Что вы хотите от нее? У нее, по-видимому, было уже немало абортов, а теперь врачи ей отказали в этой возможности, вот она и вынуждена родить. И эти слова были сказаны актрисой, исполняющей роль Мани Карауловой - советской девушки, с красивой и свободной от предрассудков душой. Я ответила ей: "Hет! Вы заблуждаетесь. И не провоцируйте меня больше, мне - стыдно за вас!"