– Хорошо, показывайте мне кладовую с инструментами и места моей сегодняшней работы, – ответил я.
– Конечно, сейчас, Виктор…
Началась монотонная речь настоятельницы, после чего я собрался с силами и пошел пилить дерево возле входа в монастырь. Это была ель, высокая и старая. Она напомнила мне о детстве, о еловом лесе, как месте, где все величественно и забвенно, в какой–то степени даже неприкосновенно.
Я подошел к ней, топор был в моих руках. Он занесся за мою широкую спину, затем тяжело рухнул на ствол дерева. Ничего не произошло. Ни щепки, ни стружки. Ель оставалась такой же целой, нерушимой. Я замахнулся второй раз, ударил, это не дало никаких плодов. За ним третий, четвертый и так далее. Ничего. Абсолютно ничего. Тогда я принес ножовку. Пилил треть часа. Безрезультатно. Еще позже я принес цепную пилу. Завел ее. Своим ревом она затмила все звуки вокруг, заставив всех птиц в округе разлететься. Она впилась своими зубьями в кору величественного древа и… Просто–напросто увязла в древесине.
– Да черт бы побрал эту ель! – думал я, стиснув зубы от гнева.
Я присел под кроной ели. День, несмотря на позднюю осень, был теплым.
Подул приятный южный ветер. С иголок пихтового дерева упали капельки росы. Затем на мое плечо свалилась шишка. Рассыпались бурые орешки по влажной земле. Нечто похожее со мной уже случалось ранее. Возможно, это был знак свыше, но я не смог его понять.
Гнев покинул мой разум, оставив после себя грусть. Не многого я достиг в своей жизни, но всегда надеялся, что в моих руках есть сила, данная от рождения, с помощью которой смогу достигнуть высот. А со временем я понял, что не какие–то неведомые высоты мне нужны, а что–то более приземленное…
Закончив раздумья, я решил продолжить свою работу, но уже с тем, с чем я мог справиться.
Оставшуюся половину дня я чинил забор, а затем смазывал петли ворот монастыря.
Необходимо было наведаться к настоятельнице Авдотье. Я нашел ее рядом с колокольней. Следующий наш с ней разговор был полон обыденности и моих объяснений. Я долго рассказывал о том, как сложно спилить ель возле ворот монастыря, а раз так, то и не нужно опасаться за свою безопасность под ней. Матушку устроило мое объяснение, а потом она предложила мне исповедаться, если я желаю.
– Что вас тревожит, сын божий, Виктор? – спросила Авдотья.
– Мой дом…
– Расскажите все, что вас беспокоит. Вы согрешили и чувствуете свою вину? Бог вас простит, рассказывайте все так, как оно есть.
– Это случилось ночью, три дня назад. Я сидел на кухне отчего дома вместе с родителями. Отец напился, как это бывало обычно после смены. Случилась ссора… Я заступился за мать… Отец набросился на меня с кулаками, а мать… Мать схватилась за нож… и, кажется, убила его… – сказал я, отведя свой взгляд в пол. – Мама не виновата. Она лишь жертва, поймите… А я… Мне пришлось уехать куда глаза глядят… – с комом в горле проговорил я.