«Вопрос о народности становится действительно центральным вопросом всей русской мысли 19 века. Мысли не только литературно-эстетической, но и общественно-политической и идеологической». [2] Но прежде всего и полнее всего сказавшейся в литературе и через литературу. Именно в 19 веке такое понимание своей общественной значимости и общественно-исторической миссии становится её самосознанием. Литература стремится стать всем. И это становление проходит главным образом через категорию народности, через перевод её из сферы стихийного проявления в сферу осознанного художественного мироотношения. Изначально вопрос о народности связывался с вопросом о национальном своеобразии и самостоятельности дальнейших путей развития национальной литературы. Селезнев выделяет характерные особенности, опираясь на традицию русской мысли, доказывает, что именно народность определила собой природу и характер русской литературы, признала в народе главную творческую созидающую силу истории человечества.
Важной видится его мысль о том, что «всякое творческое созидание по природе своей человечно и в этом смысле, конечно, гуманистично и иным быть не может: человеконенавистничество никогда не было и не способно быть основанием созидания, но всегда лишь разрушения» [2, с. 23]. Например, не так давно на полках книжных магазинов прочно обосновались книги нашей бывшей соотечественницы, американской писательницы Айн Рэнд, философию которой можно предельно сжать до одной единственной фразы из уст героя романа «Атлант расправил плечи»: «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня». То есть это практически жизнь животных, где каждый сам за себя, где правит естественный отбор. В таком мире человек одинок и всеми брошен, выживает только сильнейший. А ведь в числе поклонников Айн Рэнд есть люди, которые долгое время находились и находятся у власти… Совершенно иные ориентиры отстаивал Ю. И. Селезнев. В своих работах он выделяет такое свойство русской литературы, как человечность: «…подлинная человечность нашей литературы – качество столь очевидное и столь признанное, что не подлежит никакому сомнению» [2, с. 14]. Подчёркивая, что русская литература человечна, Ю.И. Селезнев пишет: «Ведь подвижничество требует не только любви к человеку, но и высокой требовательности к нему, именно беспощадности к его недостаткам» [2, с. 15], что справедливо по отношению не только к литературе, но и к литературной критике.