– Да ладно, Поль, не переживай, – ухмыляюсь я. – Унылому твоему я не скажу, что ты с ним меня перепутала. А хочешь, объясню ему, как тебя удовлетворять надо? А то он, кажется, не справляется.
Я не знаю, что за шлея мне попала под хвост, но я точно не намерен ни бежать, ни раскаиваться. Если меня и убьют, то пусть убивают под музыку. Все равно, мне тут ничего не светит, априори, так что, ложиться и подыхать? А так, может, дождусь унылого, получу официальный повод набить ему морду. Ну, точнее это он получит, а я всего лишь хорошенько дам сдачи. У меня уже давно руки чешутся.
– Беги. Вот просто, беги, Варламов. – Полина потянулась, прихватывая со стола бутылку с вином.
– Не жалко вина? Денег стоит, поди.
– Ничего. Я могу себе позволить, – ощеривается Полли. – И ради тебя, дорогой, мне вообще ничего не жалко. Я тоже сентиментальна, знаешь ли.
– Тебе слабо, – заявляю я. И зря. Тут же приходится шарахаться в сторону, потому что нет. Полине не слабо. Бутылка летит мне прицельно в голову. Ну, точнее туда, где была моя голова.
– Мимо.
Полли резко дергается, подхватывая с тумбочки какую-то вазу.
– Ай-яй, дорогая, да тебе и правда ради меня ничего не жалко, – смеюсь я, – сколько стоит этот антиквариат? Тысяч пятнадцать?
– Двадцать. – И ваза тоже летит в мою голову. Впрочем, с реакцией у меня по-прежнему все в порядке.
– Ты безумно щедра, дорогая. Сразу видно, что я тебе по-прежнему не безразличен.
Вот тут в меня летит абсолютно все, что попадает Полине под руку. Вилки, бокалы, свечи, которые, слава богу, тухнут в полете. Что-то даже долетает. Мелкое. Я не обращаю внимания. Впрочем, не могу же позволить ей разнести всю её квартиру, так?
Я в несколько прыжков сокращаю расстояние между мной и Полиной, толкаю её к стене, прижимаю руки, прижимаю саму её всем своим телом, причем даже не знаю, для чего на самом деле это делаю. То ли хочу лишить подвижности, то ли попросту не могу не воспользоваться такой удачной возможностью снова ощутить её в непосредственной близости от себя.
И мир замирает, потому что, между прочим, между моим лицом и лицом Полины сейчас всего сантиметров пять, и я смертельно хочу её поцеловать. Мое падение в бездну все еще продолжается…
– Даже не вздумай, кобелище!
Полина смотрит на меня, и её глаза – как шипы ледяного терновника: холодные, колючие, злые, под стать шипящему тону.
И все вдруг резко становится совсем плохо.
Её глаза. Её безумно красивые глаза. В первые секунд пять они были полны лишь только ошеломления и уязвимости, видеть их вот такими я, оказывается, не был готов. И я замираю, боясь напугать её еще сильнее и сделать еще хуже. Я почти готов просить у неё прощения, вот только нафиг ей не нужны те просьбы. Ей не нужен я. А мне вот нужна именно она. Вопреки тому, что я ей противопоказан.