— Хорошо, — по голосу было слышно, что она улыбается, а я никак не мог совладать с собственным волнением.
— И чем ты меня порадуешь? — беззаботно спросила Евгения.
— Блюдами, которые ты, надеюсь, никогда не пробовала, — не без гордости сказал я. — Не удивлюсь, если ты, отведав моих закусок, предложишь мне место повара в вашем мейхане[1].
Раздался довольный смешок.
— Я и так могу предложить, даже не попробовав твоих блюд, Невзат. Бросай ты своих преступников. — Теперь ее голос звучал серьезно, даже умоляюще. — В самом деле, почему бы тебе не выйти на пенсию и не устроиться на работу ко мне в «Татавлу»?
Она и раньше говорила об этом, хотя знала: я никогда на такое не соглашусь.
— Ох, Евгения, неужели ты думаешь, что меня так легко заполучить? — решил отшутиться я. — Мне ведь нужен полный пакет: профсоюз, страховка… А самое главное — приличная зарплата. Больше, чем моя государственная.
— Идет, — игриво усмехнулась она и добавила: — Но только при условии, что мы будем работать вместе.
Я рассмеялся, дав ей понять, что готов пошутить:
— Мне надо немного подумать, дорогая. Да и тебе не мешало бы сначала убедиться в моей компетентности. Разве в повара берут всех подряд?
— Когда речь идет о тебе, мне не нужны никакие доказательства, — произнесла она мягко, а я подумал: «Это мне не нужны доказательства, когда речь идет о тебе». Мне надо было бы произнести это вслух, но не хватило решимости, к тому же Зейнеп и Али уже ждали меня у открытой двери в дом.
— Спасибо, Евгения, — только и смог сказать я. — Приятно знать, что ты так настроена. Не опаздывай вечером. Жду тебя ровно в восемь.
— Хорошо, в восемь буду у тебя.
Ее голос был мягок, как ветерок, пробежавшийся по моему лицу, и в голову мне почему-то пришло сравнение: Евгения надежна, как стены позади меня, пятьсот с лишним лет защищавшие город.
Отключив телефон, я направился к дому. Отчего-то мое сердце заполнила непонятная тоска.
В доме царил полумрак. Пахло лавандой. Должно быть, покойный Недждет Денизэль избавлялся так от запаха плесени, которым обычно были пропитаны прибрежные дома. Мы прошли через темную прихожую, и вдруг из приоткрытой двери, через которую едва просачивался дневной свет, раздался голос:
— Приветствую… Я царь Визас… Добро пожаловать ко мне во дворец…
Необычный глухой голос.
Мы все тут же схватились за оружие. В доме никого быть не должно. Убитый жил один. Ближайшие родственники — в Анкаре.
Прижимаясь к стенам тесной прихожей, стали по шажочку подкрадываться к комнате.
Из приоткрытой двери вновь донеслось: