Стамбульский ребус (Умит) - страница 131

Казалось, Феодосий позабыл о Боге. Он думал только о башнях, каналах и рвах. Об этом каменном ожерелье, которое он как бесценную драгоценность надел на шею Константинополя. Камни в этом ожерелье — пленительные и блистательные — были ценнее алмазов на его золотой короне. Они тянулись от моря до моря, возвышались как две с ревностью взиравшие друг на друга горные гряды. Между ними пролегли заполненные водой рвы… Эти рвы были уготовлены врагам, которые смогут одолеть внешние стены. Те, кто не утонет в них, должны были навеки остаться в тверди внутренних стен. Тут было сто десять башен, четырнадцать ворот и несметное количество зубцов… Повсюду сотни воинов с оружием в руках.

Феодосий Флавий пал жертвой гордыни, силы, успеха. Завершив строительство непреодолимых стен, он сделал Константинополь недоступным для варваров: им — гуннам с персами, аварцам с арабами — никогда больше не суждено было проникнуть внутрь этих стен — в самое сердце империи. Мир воцарился навеки. Имя Феодосия было начертано этими светлыми камнями на нежном, как у девы, теле города…

Бог смотрел на императора. Но Феодосий, опьяненный своими мечтами, не замечал этого. Он обманчиво принимал гордыню за божественность, амбиции — за счастье, успех — за бессмертие. Императором владело странное чувство — желание увековечить себя. Это была гордость императора, накинувшего багряную накидку своих достойных предков — именно их он собирался восславить с помощью Золотых врат.

Тело обнаружили перед Золотыми воротами — на пустыре между стеной и кладбищем Едикуле. Под упоительным звездным небом, освещаемым серебром полумесяца. Казалось, будто сегодня ночью он подрос еще больше.

Телефонный звонок. Еще одно убийство — и снова в полночь, на историческом месте. В руках жертвы опять нашли монету.

Я отвез Евгению домой. Она настаивала, чтобы я остался, но я боялся задремать в ее объятиях, поэтому поехал в свою лачугу. Стоило мне оказаться дома, как раздался телефонный звонок. Звонила Зейнеп. Она сообщила, что нашли еще одно тело. Работа тех же самых убийц. Наши предположения не оправдались: тело оставили не у мечети Фатих или дворца Топкапы, а перед Золотыми воротами. Раньше мне даже не доводилось слышать это название. Я знал это место как Едикуле — Семибашенный замок. Темницы Едикуле… Крепость Едикуле… Музей Едикуле… Как его ни назови — перед глазами у меня всегда всплывала вереница могучих башен. Трехарочные Золотые ворота вели в крепость и, по сути, были своего рода символом одержанных побед. Они были гораздо старше замка Едикуле, построенного в римскую эпоху. Императоры, возвращаясь с очередной победой, попадали в город именно через них. Должно быть, именно поэтому воротам дали такое название. Зейнеп ввела меня в курс дела по телефону. Я же в это время пытался понять, почему тело оставили в месте, никак не связанном с султаном Мех-медом Завоевателем. Еще она рассказала мне о монете в руке трупа. Насколько она поняла, на монете было написано слово Teodosius — Феодосий.