— Подожди, подожди, — прервал я его. По нашим подсчетам, все убийства произошли в течение шести дней. — Разве вы первое тело не во вторник вечером оставили?
— Нет, в понедельник, ближе к полуночи. Мы хотели связать все с числом семь. Это, конечно, была моя идея. Чтобы наш план сработал безупречно, мы долгие месяцы следили за жертвами: когда они выходят из дома, когда приходят на работу. Убив одного, мы тут же похищали следующего. Проще всего было с Недждетом и Адемом. Они сами попали к нам в лапы.
Не выдержав, я крикнул:
— Неужели тебя не мучает совесть? Они виновны в гибели пяти человек. А вы-то сами зарезали семерых!
Мои слова его ничуть не задели.
— Ты ошибаешься, Невзат, — спокойно возразил он. — Они тоже убили семерых. Они погубили не только Хандан, Умута и тех трех несчастных рабочих, но и меня с Демиром. Так что их самих убили не живые люди, а лишь тени двух некогда живших людей, ими же и убитых. — Горькая усмешка искривила его кровоточащие губы: — Совесть, говоришь? Да, Невзат, мучит, еще как мучит! Но, поверь, даже угрызения совести лучше, чем бессмысленная жизнь. — Он медленно поднял старый пистолет своего отца и направил на себя. — Впрочем, конец близок…
— Что ты делаешь?
— А что еще мне остается? Ты же не думаешь, что я смогу жить после всего этого?
Конечно, нет. Еще когда я сидел рядом с остывающим телом Демира, когда только догадался, где мне искать Йекту, уже тогда я знал, что не смогу убедить его жить дальше. Но я не желал сдаваться.
— Отчего же? Жизнь, хоть и в тюрьме, — это все же жизнь. Может быть, ты даже попадешь вместе с Демиром…
Его тело сотрясли безмолвные рыдания, а из глаз медленно покатились слезы.
— Пожалуйста, не ври мне, Невзат. Демир уже мертв. — Он даже не пытался стереть слезы. — И у меня тоже нет иного выхода. Я умер еще тогда, вместе с Хандан и Умутом. А все это — лишь попытка придать хоть какой-то смысл нашим искалеченным жизням.
— Смертью? — резко спросил я.
— Да, смертью — нашей собственной и смертью тех подонков. Ничего другого нам не оставалось… Как ты не понимаешь, Невзат? Мы были в отчаянии. И это все — в назидание людям. Это все — наш прощальный подарок Стамбулу. Нам претила сама мысль о том, чтобы и дальше жить такой пустой жизнью, незаметной и бессмысленной. Как видишь, другого выхода у нас не было. Да, мы подарили свою жизнь Стамбулу — на память.
Он приставил пистолет к подбородку.
— Стой! — закричал я. — Ты же обещал, что мы поедем в больницу.
Он посмотрел на меня с неизбывной тоской:
— Конечно, поедем. Демир ведь уже там?
Его палец лег на курок, и я сделал последнюю попытку: