– Трус! – воскликнула Катриона. Она круто развернулась, чтобы вернуться на катер. – Мы с тобой немедленно…
– Ты немедленно идешь на маяк, где Скотти напоит тебя горячим чаем и даст во что-нибудь переодеться, – сказал Борис, удерживая ее за руку. – А я возвращаюсь в комнату Крега, где нас держит под стражей бравый сержант Дерек, чтобы утром повесить. Во всяком случае, с этой мыслью он лег спать.
– Повесить? За что?
– Меня и Крега подозревают в измене, – улыбнулся Борис. – Сержант Дерек заявляет, что мы нарочно отправили фрегат на скалу, поменяв светофильтры на маяке. То, что Крег был вынужден сделать это по его приказу, он, конечно, уже не вспоминает. Вернее, приказ отдал адмирал Сибатор, но он, скорее всего, погиб, а брать вину на себя сержант Дерек не хочет. Мы с Крегом лучшие кандидаты на виселицу. Домовой и человек – заклятые друзья. Я слышал, так говорил Дерек кому-то.
– Юмор висельника, – мрачно произнесла Катриона.
Она замолчала, задумавшись. Но через минуту, упрямо тряхнув головой, сказала:
– Мы сделаем так. С сержантом Дереком говорить бессмысленно. Мы немедленно отправляемся на катере на остров Льюис, а оттуда…
– Я уже сказал, что возвращаюсь в комнату Крега, – перебил ее Борис. – Но тебе, конечно, лучше добраться на катере до острова Льюис. Ты совершенно права в отношении сержанта Дерека. Он способен и тебя вздернуть на рее. Редкостный идиот!
– Но почему? – в отчаянии спросила Катриона. – Что за навязчивая идея насчет комнаты Крега? С каких это пор вы стали такими друзьями?
– С тех самым, как я дал ему слово, что вернусь, – Борис виновато взглянул на девушку. – Прости, Катриона! Но если бы не Крег, я не смог бы выбраться с маяка и поспешить к тебе на помощь.
– Но теперь помощь нужна тебе. И я могу… Нет, я должна! Я просто обязана тебе помочь!
– Вот и не спорь со мной. И это будет лучшая помощь. Или ты думаешь, я твердокаменный? Без нервов? Нет, это не так. Мне очень не хочется возвращаться на маяк. Но как вспомню, что там ждет меня один домовой, который рискнул своей жизнью, чтобы я смог спасти тебя… Пойми, Катриона, он очень боится. Однако пошел на это. А я? Что же я за человек такой буду, если предам его? Неужели ты сможешь меня после этого любить?
Катриона опустила голову. Ее грудь высоко вздымалась, кулаки были сжаты, но в глазах читалась растерянность. Она была на распутье. Вся ее природа противилась жертвенному порыву Бориса. Но та часть ее души, в которой уже пустила корни любовь к нему, где-то в области сердца, оправдывала его и восхищалась им.
– Дурак! Дон Кихот несчастный! – сказала она, но совсем не зло и не обидно. – Одно слово – человек!