– Возвращайся как можно быстрее, Катриона. Я предчувствую, что все только начинается. Без тебя мне не обойтись. Ты моя надежная, верная и мужественная правая рука.
Это признание польстило Катрионе. Но и вызвало у нее досаду. Она не забыла о своем обещании матери и собиралась по возвращении с острова сразу же направиться к ней. Однако приходилось менять свои планы. Она даже не стала дожидаться, пока Аластер и Крег спустятся к берегу за Борисом и перенесут его на маяк.
И это было тем более обидно, что когда Катриона, преодолев, словно птица, весь обратный путь от острова Эйлин Мор до Парижа за считанные часы, вошла в резиденцию премьер-министра, то не застала его. Секретарь в приемной сказал ей, что не знает, где повелитель Лахлан. Он уехал внезапно, но может вернуться в любую минуту. Приходилось ждать. Катриона присела в мягкое кресло здесь же, в приемной, взяла глянцевый журнал со столика, начала его листать. На третьей странице она уже спала. Сказались усталость и почти двое суток без сна.
Сон у Катрионы был беспокойным и тревожным. Ей снились яркие вспышки, похожие на салют, но когда они гасли, то наступала тьма, непроницаемая, густая, как желе, зловонная, словно болотная жижа. Она словно засасывала Катриону в себя, не позволяя двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже вскрикнуть от ужаса. Вспышки света становились все короче, а промежутки темноты – длиннее и чаще. И когда Катриона скрылась в ней с головой, она все-таки вскрикнула. И проснулась.
Напротив нее стоял Лахлан и напряженно всматривался в ее лицо, как будто пытаясь увидеть что-то очень важное для себя. Катриона смутилась и даже немного разозлилась. Это было не очень-то порядочно с его стороны – воспользоваться ее беззащитным состоянием, которое свойственно спящему. В некотором смысле это можно было даже воспринимать как насилие. Девушка поднялась из кресла и начала что-то говорить, но премьер-министр перебил ее.
– Свои впечатления расскажешь мне позже, – сказал он непривычно сухо. – А пока пройди в свой кабинет и напиши мне докладную записку. Со всеми подробностями, относящимися к делу.
– А разве это не может подождать до утра? – удивилась Катриона.
– Это очень важно, – ответил Лахлан. – И срочно. Считай, что это приказ!
Он прошел в свой кабинет и закрыл дверь, как будто опасаясь, что Катриона может войти следом. Это обидело девушку даже больше, чем его официальный тон. Премьер-министр был как будто недоволен ею, и даже не считал нужным это скрывать. А ведь он был так ей благодарен, когда она говорила с ним, находясь на острове Эйлин Мор. Возможно, что-то произошло за это время, очень для него неприятное. И он обязательно об этом расскажет ей, но позже. Утешив себя этой мыслью, Катриона ушла писать докладную записку. Закончила она только под утро. Но и в этот час премьер-министр не принял ее. Прождав еще пару часов напрасно, Катриона оставила докладную в приемной секретарю, невзрачному безликому пикси, и ушла, сказав, что идет отдыхать в свою крошечную квартирку, которую она арендовала в одном из старинных особняков квартала Марэ. Этот район Парижа уже в XVII веке считался модным и изысканным, несмотря на то, что в переводе с французского его название означало «болото». Но никто бы не рискнул сегодня назвать его так. Из окна своей квартиры Катриона видела Вогезскую площадь, бывшую одной из признанных достопримечательностей Парижа.