Борис проспал весь день. Когда он проснулся, красное солнце уже нависло над горизонтом, окрасив его в багряный цвет. В открытое окно проникал свежий прохладный бриз, наполняя комнату запахами моря. Было непривычно не слышать рокота машин. Только равномерный гул, как будто невидимый музыкант по непонятной прихоти нажимал лишь одну басовую клавишу на органе. Борис потянулся всем своим длинным телом, разминая затекшие от долгого лежания мышцы. Кровать была узкой и жесткой, предназначенной не сибаритам, а для людей, закаленных походной жизнью. Одеяло, которым Борис укрывался, было тонким, словно ломтик сыра на бутерброде в дешевой закусочной. Однако все это не помешало ему хорошо выспаться. Он чувствовал себя свежим и бодрым. Вчерашний день безвозвратно ушел в прошлое, оставив по себе только воспоминания, и не только неприятные. Борис не забыл девушку, поющую ангельским голосом на непонятном ему языке. Потянулся за джинсами, сброшенными небрежно на стул возле кровати. Достал из заднего кармана медальон, открыл его. Долго задумчиво смотрел на изображение. Он был уверен, что это та самая Катриона, которая звонила ему в ночь на Ивана Купалу и поразила его воображение своими сверхъестественными способностями. Но тогда он еще не знал, как чудесно она поет. Несомненно, это была необыкновенная девушка.
Придя к такому выводу, Борис закрыл медальон. Опустил ноги с кровати, машинально отметив, что первой пола коснулась левая, а это, по народным приметам, сулило плохой день. Бабушка Алевтина была суеверна, и воспитала внука в твердом убеждении, что если случайно просыпать соль, то ссоры не избежать, перебежавшая дорогу черная кошка сулит несчастье, а залетевшая в дом птица может принести такие беды, что ночь после этого лучше провести в другом месте, и как можно дальше.
– Придет наша смертушка – а никого нет дома, – говорила бабушка, лукаво подмигивая внуку, словно вступая с ним в заговор против самой смерти. – Она и уйдет, несолоно хлебавши. А мы с тобой живехоньки останемся.
И маленький Боря радовался вместе с ней, звонко смеясь.
– В птицах живут души умерших людей, – таинственным шепотом продолжала бабушка Алевтина, часто и торопливо осеняя себя крестным знамением сложенными в щепоть морщинистыми пальцами. – Вот они-то, мертвые душеньки, и приносят заранее дурную весть живому еще человеку. Может быть, предупредить хотят, замаливая свои земные грехи…
Но детство и бабушка Алевтина были уже в таком далеком прошлом, что Борис сразу же забыл о плохой примете. Он подошел к окну. Полоска каменистой суши, на которой стоял маяк, была крошечной. Вокруг нее, до самого горизонта, простиралось море в белых барашках волн, украшавших его, как сережки ольху в пору цветения. Борис подумал, что достаточно одной большой волны, чтобы с острова были смыты все постройки и даже сама башня маяка, и остров снова приобрел прежний вид огромной каменной глыбы, поросшей бурой травой. И тогда ничто бы не портило величественную картину первозданной природы. Борис хорошо помнил, как некоторое время тому назад, в 2004 году, мир потрясло известие о цунами, которое прокатилось по Индонезии, Шри-Ланке, Индии, Таиланду и десятку других стран, омываемых Индийским океаном, и унесло жизни почти четверти миллионов людей. Смертоносная волна достигала тогда тридцати метров в высоту. Для острова Эйлин Мор было бы достаточно и пятиметровой волны-убийцы. Никому не удалось бы спастись. Подумав об этом, Борис машинально суеверно перекрестился и трижды плюнул через левое плечо. Выучка бабушки Алевтины давала о себе знать.