– В случае неудачи, вы сказали?
– А что ты теряешь, малыш?
Тени начали возвращаться. Свеча на столе таяла, превращаясь в огарок. Тьма вокруг них сгущалась, снова скрывая лицо незнакомца. И только в зрачках его мигали два крохотных, поистине дьявольских огонька.
– Мне, – сказал юноша, отводя свой взгляд, – надо подумать.
– Хорошо, – не стал настаивать мужчина. Но в голосе его просквозило разочарование. – Надумаешь, позвони.
Он небрежным жестом достал из внутреннего кармана пиджака объемное кожаное портмоне, с той же с золотой монограммой, что и на перстне, вынул из него и протянул через стол свою визитную карточку с золотыми буквами на черном фоне. Марк взял ее, невольно коснувшись руки мужчина. Рука была влажной, липкой и холодной, словно кожа лягушки. Юноша почувствовал отвращение, как будто коснулся гада. Тошнота снова подступила к горлу. Он встал, опрокинув стул и не заметив этого, и, забыв проститься, преодолевая обволакивающий его сознание туман, пошел по направлению к выходу, где подобно маяку то вспыхивало, то гасло пятно света, когда открывалась или закрывалась дверь. Он почти бежал, спотыкаясь о чьи-то ноги, натыкаясь на столы, падая и поднимаясь, бил руками в обступившую его темноту, у которой выросли щупальца, пытавшиеся задержать его. Оркестр замолчал, и только барабан продолжал монотонно бухать. Или это сердце билось в его груди? В последнем усилии Марк дотянулся до начищенной до блеска медной ручки, нажал на нее, налег всем телом на дверь и проскочил в открывшуюся узкую спасительную щель на улицу. Дверь со вздохом сожаления тяжко ухнула за его спиной.
И сразу стало тихо и свежо. Прохладный ночной ветер и редкие капли обессилевшего дождя остудили его пылающее лицо. Свет фар проехавшего автомобиля выхватил из темноты мокрые дома. Дрожь пробежала по телу юноши. Он зябко поежился. И вдруг его заколотило в сильнейшем ознобе. Марк вышел на дорогу, остановил такси, едва сумев поднять трясущуюся руку. Вскоре он был дома. Тихо открыл дверной замок, незаметно проскользнул в свою комнату, упал, не раздеваясь, в кровать и закрыл глаза. Но заснуть не смог. Перевозбужденный мозг прокручивал картины минувшего дня, словно киноленту, и Марк снова и снова переживал все те же события.
Ночь умирала долго.
А наутро взошло солнце. И когда его лучи озарили и согрели мир, немой юноша рассмеялся над собственными ночными страхами. Он даже едва не позвонил по телефону, указанному в визитной карточке, которую ему дал на прощание его собеседник в ресторане. Но поборол искушение, и даже испытал облегчение от этого, сам не зная почему.