И тут мне удалось отнять руки от её лица. Кое-что в Грисс всё же изменилось: сейчас верхняя губа у уголков была оттопырена и из-под неё выступали крупные клыки, частично заходящие на нижнюю. Как с такой остротой они только не впивались в кожу?
– Ярл, отойди от неё. Я разберусь, – лицо Ингвара было воинственно, и тот уверенно направился к нам, занеся топор.
Я машинально рванул вперёд, оказавшись между Грисс и старым другом.
– Ингвар, послушай, – если убедить его отступить не удастся, мне придётся воспользоваться оружием. – Она не опасна! Посмотри на неё. Грисс просто напугана и…
Не успел я закончить мысль, как услышал громкий хруст и последующий стон возлюбленной. Обернувшись, я увидел, как её тело пробирает дрожь. Внешне Грисс стремительно менялась: её лицо неправдоподобно вытянулось, приобретая остроконечные черты, напоминавшие волчьи. Она завалилась на спину, приподняв руки и ноги. Конечности странным образом начали перекручиваться и с хрустом менять обличье. Так, где ещё недавно виднелась благородная алебастровая кожа, теперь проступал покров из серебрящегося густого меха. Грисс перевоплотилась в настоящую волчицу внушительных размеров.
В это мгновение я понял, почему отец запер её в башне. Она была обречена. Боги вели меня весь этот путь не для воссоединения с возлюбленной, а для спасения всего Севера. Мудрые норны сыграли со мной злую шутку, заставив полюбить ту, что могла стать концом всему. Грисс— предвестник Рагнарёка. Та, что проглотит солнце и погрузит мир во тьму.
Я снял топор с пояса и встал напротив волчицы, отрезая единственно возможный путь к отступлению.
– Ты будешь мудрым ярлом нашим людям, Ингвар. Ступай.
Он понял всё без лишних слов и, взглянув последний раз в мои глаза, сказал, прежде чем закрыть дверь:
– Да пребудет с тобой Один, Гринольв.