Улыбнувшись шире, Джон повернул голову и кивнул товарищу:
— Верно я говорю, Ли?
Монах, которому предоставили слово, выпятил грудь, состроил праведное лицо и кивнул в ответ:
— Энергия в костях этих злодеев была неплоха. Неизвестно сколько плохих дел они сделали за свою длинную жизнь, но карма настигла их. Решив покуситься на жизнь этого благородного монаха, они подписали себе смертный приговор. Мы помогли искупить им грехи и сделать доброе дело: они предоставили нам свои кости в качестве компенсации.
Ли сделал паузу, вздохнул и повысил голос:
— Ты слишком добр, бро. Благодарность? Этот монах, разумеется, не отвечает на зло злом, я не буду пытаться отомстить, но жалкому трусу, который испугался встретится со мной лично, я бы кое-что передал.
— О, — наигранно заинтересовался Джон, пока лицо Роберта заметно темнело, — и что же?
— Посмотри на моего волка, братишка, — обернулся он указал на своего контрактного зверя, — ты же знаешь его истинные размеры. Он много жрёт и очень много гадит, его дерьмо — воняет наверно даже посильнее потной рубашки того, кто пытался нас убить. Вот это дерьмо я бы ему и передал бы. В идеале — размазал бы по лицу, чтобы не повадно было.
Лица людей позеленели. Монах, как оказалось, был ещё даже более противным, чем Джон. Два сапога пара! От его слов даже Мия и Кристина поморщились, в то время как Джон наслаждался реакцией принца.
Роберт знал, что эти слова предназначались ему.
— Ой-ой, — наигранно Джон сделал виноватое лицо, — ты же не принял эти слова на свой счёт? Уверен, что принц Империи, потенциальный наследник, не попытался бы убить того, кто не встал на его сторону.
— А точнее, — добавил слово разгорячившийся монах, — не стал собакой как какой-нибудь Кей Ван.
Произнеся это, Ли провокационно посмотрел на невозмутимого мечника:
— Да-да, — фыркнул он, — я о тебе говорю, собака косоглазая без чувства собственного достоинства. Ты правильно сделал, что свалил из секты. Джон по возвращению выбил бы из тебя всё дерьмо — ты ему уже тогда не был ровней, а сейчас и подавно. Ведь ты — всего лишь бывший ученик секты, а он — уже старейшина пика меча.
Джон выпятил грудь и кивнул:
— Можешь называть меня учителем, если не стесняешься.
Лицо Роберта было темнее тучи. Теперь он понимал причину, по которой Джон не стеснялся оскорблять его. Понял он и то, что зря затеял с ним разговор — только опозорился. Ему и противопоставить было особо нечего, ведь основные оскорбления были косвенными. Быть спровоцированным ими — признать попытку убийства, что нанесёт удар по его репутации.