Потому у дома Прасковьи я оказался уже поздно вечером. Взлетел по ступеням, проигнорировав лифт, точнее боясь, снова получить в физиономию разряд зеленки. И с силой заколотил в дверь, чувствуя, что укол начинает действовать вот только сейчас. Или доза была не рассчитана на мою тушу, или просто половину лекарства выжег бушующий в крови адреналин. В голове работал кузнечный молот, но я почувствовал, что сейчас просто сдохну от ужаса. Как я скажу родственникам Плюшки, что она… Что ее… Мать твою, что из-за меня ее чуть не убили. Развернулся и хотел позорно смыться, но не успел. Дверь распахнулась и пучеглазая подруга моей помощницы буквально пригвоздила меня взглядом к грязному полу.
– Ты не едешь никуда,– прохрипел я, не давая ей и рта рарскрыть.– Оплачу все ущербы, риски и прочее.
– Что случилось? – помертвевшим голосом спросила баба, как – то уж слишком пристально меня рассматривая. Я проследил ее взгляд, и понял, почему эта корова привалилась к косяку плечом и обморочно на меня уставилась. Еще бы ей не подурнело. Я бы сам обтрухался, увидь залитого кровью, зеленомордого гоблина.– Где Понька? Что ты с ней сделал?
– Я ничего. Ты что подумала, дура?
– Она говорила, что вы ее сожрете. Боже.
– Ты что несешь? – заорал я, теряя остатки самообладания.– Я ее спас, между прочим. Хотя… Неважно. Параша в больнице, ее жизнь вне опасности. Рана оказалась не опасной. Просто крови потеряла много. Через неделю, как новенькая будет. Но эту неделю ты должна с ее спиногрызами просидеть.
– Я не могу. Боже. У меня самолет через три часа,– захлопала своими лупами, как рыба телескоп бабища.
– По хрену. Я плачу все убытки.
– Это абсолютно невозможно. Совершенно. Я не говорила Поньке, чтобы не волновать. Но, я еду на операцию. У меня…
– Плевать я хотел,– рявкнул я, – ты с личинками.
– Не могу. Правда. Я чуть хожу уже. Грыжу в позвоночнике защемило. В Питере специалисты. Я год ждала,– всхлипнула чертова поганка.
– Отец есть у аспидов?
– Нет. Ну, точнее он, как бы есть. Но это не моя тайна. И он не знает о них. А Понькин в Катаре. Я ему позвоню, но раньше чем через три дня он не сможет вернуться. Боже, что делать?
Я обвалился жопой на грязные ступени и обхватил руками бедовую башку. Придется выполнять обещание, данное женщине спасшей мне жизнь.
– Придется вам. Некому больше,– словно приговор хмыкнула пучеглазая.
– Мы согласны,– раздался из полумрака за ее спиной нестройный хор баса и писка.– Будет весело.
Прасковья
– Ешь, не меньжуйся,– рявкнула Зайка, сунув мне кастрблюку, умопомрачительно пахнущую картошкой с чесноком и укропом. Я тут же сунула еще теплую картофелину в рот, и активно заработала челюстями.