– Да, просто у него еще не встал мозг на место. Пока у дядьки стадия отрицания, так надо его полечить, – сказала, как отрезала Варюша. Смешная девочка, выдает желаемое за действительное. Что это? Какая – то генетическая привязанность? Память предков? – Короче, мы должны…
– Варь, давай потом. Я в тубзик хочу,– хмыкнул Вовочка.
Я не успела и дернуться, как он залетел за угол и уставился на меня ясными глазенками.
– Ма, ты чего тут?
– Иду с процедур,– притворно насупилась я, делая вид, что только что подошла. Нельзя же давать плохой пример детям. Ну что я буду за мать, если признаюсь, что позорно подслушивала.– Мне делали укол. А вот что вы тут делаете, это вопрос? Вы должны быть в школе.
– Мама, мамочка, – Варюшка бросилась ко мне, и вцепилась ручонками в мою талию. Уперлась носом в живот и всхлипнула. Господи, как же я соскучилась по ним. – А дядя Хлебушек Огрович не хотел нас везти, сказал, что не то что в машине, на одном гектаре с нами… Неважно… Но мы его заставили. А в школу нам завтра.
– А где же сам Хлебушек? То есть Глеб Егорович,– рассеянно оглядываясь спросила я.
– В аптеке. Задерживается что – то. Велел нам сидеть тут, почему-то боялся за эту больницу, – серьезный тон Вовки меня насторожил. Господи, ему ж в туалет надо.-Странный дядька. Сильный вроде, а как ребенок. Плакал вчера, представляешь?
– Он палочку выбирает, как у дедушек. Я сама видела, когда за ним следила. То есть, когда ходила попить. А в школе он все решил. Сказал, правда, что сдерет с нас шкуру… Поорал немного, а потом устал видно, потому что лег на пол и…
Я забыла как дышать. В голове зашумело. Не знаю от чего, но навалилась жуткая усталость, в глазах полетели прозрачные мухи. Слова детей стали звучать, будто издалека. Видно от лекарств упало давление, судя по гулу в шах.
– Мам, ты чего? – испуганно пискнул Вовочка. Я почувствовала, что проваливаюсь в темную пропасть.
– Мама,– зарыдала Варюша.– Мамулечка, я так тебя люблю. Мы даже перестанем делать плохие поступки, только не умирай. Дядентка Хлебушек, помогите!
Сильные руки вдруг подхватили меня, подняли в воздух и пространство огласилось трубным ревом. Так трубят слоны и иерихонские трубы. Только они не ругаются как площадные торговцы. Так может вопить только один человек на этой планете. И это, чертов мамонт, появившийся словно из ниоткуда рядом со мной. Могу поклясться, всего секунду назад его не было на горизонте.
– Глеб Егорович, прекратите,– пролепетала я, с трудом разлепив веки.– Здесь дети. И почему вы их оставили одних?
– Так ты притворюшка? Притворюшка тетя хрюшка? – вкрадчиво поинтересовался мамонт, прижав меня к себе, как то уж слишком тесно.– Не мать ты, кукушка. Напугала «ангелочков» падучей своей. А им нельзя нервничать, уж поверь. И трость новую я сломал, пока ломился по коридору. Одни убытки от вас.