Помог этому случай, который, как обычно, всего лишь спускает тугую пружину курка, взведённого предшествующими обстоятельствами.
Чтобы не ранить чуткого, отзывчивого сердца Мари, Джордж, предусмотрительно, спрятал дорогой паркер, часы стоимостью в 2000 долларов, словом, все вещи, которые могли подчеркнуть их различное имущественное положение.
Но как-то раз, он, делая сложные расчёты своего электродвигателя, засиделся до глубокой ночи, очень сильно устал и по привычке засунул паркер в нагрудный карман рубашки.
Проспал он почти до обеда. И наскоро умывшись, побежал на свидание с Мари.
От её внимательного взора не ускользнула такая дорогая вещь.
– Откуда это у тебя, Джордж? – Почти с испугом спросила Мари, – Где ты взял! Ты её украл?
– Что, дорогая, – спросил недоумевающий и встревоженный Джордж.
– Ведь она, наверное, стоит кучу денег! – и Мари указала на золотой паркер, предательски выглядывающий из кармана Джорджа.
Проклиная себя за свою забывчивость, Джордж понял, что всё нужно объяснить Мари.
– Видишь ли, дорогая, сказал он, досадуя на свою оплошность, – у меня есть не только золотой паркер, но и часы стоимостью 2000 долларов, и всякие другие дорогие безделушки.
Мари внимательно слушала его.
– Мой папа довольно богатый человек и иногда балует своего сына такими вот вещами.
О ягуаре, подаренном отцом в честь успешной защиты диплома, он предпочёл умолчать.
– Да-да, как-то отстранённо сказала Мари, – всё понимаю, милый.
Словно чёрная кошка пробежала между ними.
Всю дорогу Мари отчуждённо молчала, чувствовал себя неловко и Джордж.
Дома Мари дала волю слезам.
– Он любит, меня любит, – по-детски всхлипывала она в подушку, – но никогда, никогда на мне не женится.
Джордж тоже был в отчаянии, последней каплей масла подлитой в огонь его душевных страданий была коротенькая телеграмма: "Я всё знаю. Люси".
Как и в первый вечер знакомства с Мари он не мог заснуть.
Дул холодный сентябрьский ветер, торопливо и зло, срывая листья с деревьев, последние неубранные яблоки с глухим стуком падали на уже начинавшую замерзать землю.
Неспокойно было на душе у Джорджа:
– Ведь я люблю, её люблю, – размышлял он, лёжа в постели, – но как тяжело будет мне, ведь я лишусь поддержки отца.
И перед ним встало суровое, волевое лицо его отца. "Помни сынок всегда, что ты Джордж Тим, сын Петера Тима, – всегда говорил он ему, – и в твоих жилах течёт настоящая ирландская кровь. А ирландцы народ упорный".
– А раз ирландцы народ упорный, – словно споря с отцом, подумал, – он, почему он в честь любимой девушки, девушки без которой не может прожить и дня, не может отказаться от привычек своего круга.