Хотя я понимаю, что не имею права тебя обвинять: ведь я, даже повзрослев, не особо пыталась узнать у мамы, что между вами случилось. Она всегда уходила от темы, а позже ее не стало, и мне совсем не у кого было узнать, где тебя искать.
Пап, я даже не могу себе представить, через что тебе пришлось пройти, и мне очень жалко тебя, мне жалко маму, жалко себя… – голос Полины чуть дрогнул, глаза наполнились слезами. – Мне бесконечно горько, что жизнь была так жестока к тебе. Но сейчас, когда я обрела тебя снова, я больше тебя не отпущу, слышишь? Никогда и никуда не отпущу! Ты – мой, ты – мой отец! – Полина больше не могла сдерживать слезы, горячими ручейками они стремились по ее красивому лицу.
Иннокентий не сразу смог ответить. Он сидел какое-то время, уставившись в пол, его глаза ничего не видели от слез. Кеша уже жалел, что сыпал проклятиями в адрес жены.
– Доча, после той нашей встречи я столько раз представлял себе, что скажу тебе, если судьба подарит мне шанс увидеть тебя снова, а сейчас эти слова не имеют никакого значения. Во мне сейчас нет ни обиды, ни горечи этих потерянных лет! Значит, мне стоило пройти через все это, чтобы сейчас встретить тебя и понять, какое же ты – чудо, какое у тебя сердце, и что ты и есть самое лучшее в моей никчемной жизни! Дочь, ты – самое лучшее, что случилось со мной, понимаешь? Ради тебя я буду жить, ради тебя я изменюсь! Клянусь изменюсь! Спасибо тебе за новую жизнь, спасибо тебе за новую надежду! – Кеша говорил и ревел, не стесняясь слез.
Полина положила руку поверх отцовской и крепко-прекрепко сжала, ее плечи тряслись от переполнявших рыданий. Кеша продолжил, чуть успокоившись:
– Я очень боялся, что ты не примешь опустившего бомжа. У меня же, знаешь, куча проблем и по здоровью, да и алкаш я последний. Не хотел идти к тебе, навязываться, очень боялся стать обузой, да и после кражи я не осмеливался показываться тебе на глаза.
Но мой дружбан Борюсик мозги-то мне вправил хорошо, говорит, иди, еще одного шанса не будет! Поэтому я здесь и каюсь пред тобою. Прости, что пропал из твоей жизни, прости, что ты выросла без отца, никогда не прощу себе этого, никогда, понимаешь?
Чистый Борян сидел и молча слушал, каждое сказанное слово бальзамом питало его сердце, глаза были на мокром месте, на лице блаженная улыбка умиления, кружка с чаем застыла в руке.
– Пап, забудь! Что было, то прошло! Мы вместе, и это самое главное! Приведем тебя в порядок, ты еще покажешь себя этому миру!
– Ну скажешь тоже! – умиленный Кешка шутливо отмахнулся, потом чутка нахмурился и осторожно зашептал. – Слушай, дочь, я понимаю, это будет слишком, а можно Борька мой у тебя… у нас… В общем можно Борьке тоже как-то помочь, он очень рукастый, толковый мужик, отвечаю за него?