Он выл всю ночь, а затем, на заре полетел в тот город на берегу моря, откуда пришли люди… Того города больше нет. Он каждый день пролетает над его руинами. Помнит, как она любила бывать здесь. Как стремительно она проносилась над башнями и крышами домов. Как смеялась и смотрела вниз на людей, которые с интересом изучали драконью пару, показывали пальцами в небо, что-то кричали. А он не обращал внимания на копошащихся внизу нелепых, бескрылых созданий. Теперь ни один человек не останется жив, повстречав его на своём пути. Он поклялся в ту ночь, и он сдержит клятву.
В темноте одинокой пещеры, когда он ложится, чтобы уснуть и набраться сил перед завтрашним полётом, из-под его прикрытого века скатывается слеза. И сон, как недолгое облегчение, успокаивает его до рассвета. Бывает, что она приходит к нему во сне. И тогда, он видит её глаза так, словно наяву, но на утро уже не может вспомнить их цвета.
Да, утром он снова поднимется в небо и будет летать долго-долго. Он будет помнить её до тех пор, пока бьётся его сердце.
Афанасий крепко любил август. Потому что в августе ни дня без охоты. Ходил на зверя Афанасий обыкновенно один, разве только пса с собою брал. Сын его уже больше года, как научился стрелять и выслеживать птицу не хуже отца, и теперь охотился сам.
“Чему его ещё здесь учить? Только мешать будем друг дружке, ” – справедливо рассудил Афанасий.
На болоте всегда есть дичь. Нужно только подождать. Старый охотник был терпелив. Он сидел в камышах и ждал. Ждал долго. Старый пёс, такой же терпеливый, сидевший подле него вдруг начал беспокойно принюхиваться. Зарычал.
Афанасий осторожно взвёл курок, приподнял ствол. В высокой траве послышался шорох, хлюпанье, затем чьё-то тяжелое дыхание. Охотник затаился, и положил руку псу на голову.
Прямо перед ними из высоких зарослей камыша вышел мужчина. Грязный, растрёпанный. На нём был старый изношенный тулуп и стоптанные, худые сапоги. Одежда заляпана бурыми пятнами: то ли грязь, то ли кровь – не понять. Всего один миг понадобился Афанасию, чтобы смекнуть, что перед ним был каторжник. Не старый ещё мужик. На вид годов не больше тридцати. Беглец затравленно озирался и с опаской глядел на ружье.
– Мил человек. Мил человек, слушай. – обратился беглый, – Не стреляй. Я тебе ничего плохого не сделаю.
– Конечно не сделаешь. – заверил его Афанасий, направляя дуло ружья в живот незнакомцу.
– Не стреляй, Христа ради. Отпусти. Я своей дорогой пойду. Добро?
– Стой, где стоишь. – приказал Афанасий, из-под густых бровей разглядывая беглеца.