Кот-в-сапогах был известен среди своих, как зверь богатый и обласканный именитым хозяином, зятем короля, маркизом Карабасом. Поэтому Баюн ожидал по этому случаю невиданных выгод и долго ныл в приемной Кощея, выпрашивая себе отпуск. Великий маг поартачился-поартачился, да и отпустил. Но теперь желал узнать, ради чего верный сторож отлучился со своего поста аж на целых две недели, вот и насел на него с расспросами.
Коту очень не хотелось рассказывать. Но пришлось,
– Ну, – сказал он наконец нехотя, – собрались все наши. Бабушка Белинда, кузен Живоглот, двоюродная тетка Лобелия, племянник Ганс с невесткой, и все остальные. Этот (видимо, называть Кота-в-сапогах полным именем Баюн не хотел) достал длиннющий свиток и принялся зачитывать. Имущества у него – страсть! Ренту свою, заслуженную от маркиза Карабаса, передал бабушке Лобелии. Сапоги вручил племяннику. Да, что говорить, всем чего-то досталось. Даже последнему котенку и то заводную серебряную мышку отписал.
– А тебе что?
– А мне вот, – Баюн ткнул лапой в ящик и фыркнул. – Еще и с издевкой, гад такой! Вам, говорит, мой самозваный дядюшка, как вы есть великий знаток и собиратель фольклора, отписываю сию антикварную вещицу. – Кот нажал на рычажок, торчавший сбоку ящика и черная крышка отъехала. Внутри оказалась прелестная (вернее сказать, когда-то прелестная, ибо краска изрядно осыпалась, юбочка подралась, а левая рука вообще отсутствовала) балеринка. Кот, пыхтя, повернул несколько раз ключик, расположенный рядом с балериной, и раздалась тоскливая, то и дело сбивающаяся и спотыкающаяся мелодия. Балеринка неловко закружилась.
– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, – задумчиво подхватил Кощей.
– Да, – фыркнул кот, – все прошло, все. Вот же ж!.. – от возмущения известный сказитель не нашел слов.
– Ну, могло быть и хуже, – философски заметил государь тридесятого. – Мог и отравить по-родственному.
– Одно слово – француз! – резюмировал Баюн и захлопнул ящик.
Кощей согласно кивнул, немного помолчал, поднял было руку, чтобы почесать кота за ушком, но раздумал и серьезный пошел в свои покои. И только когда остался один в кабинете, позволил себе усмехнуться краем рта.
Случай пятнадцатый. Этическая проблема
Людоед мечтал попробовать Кощея. "Ну и пусть, – рассуждал злодей, – пусть Кощей бессмертный. Мне бы только на ужин к нему попасть, а там бы я изловчился, вилочку бы воткнул в него, ножичком полоснул, отхватил кусок – и в рот. И пусть потом великий волшебник лютует, пусть испепеляет меня или превращает в жвачное животное! Пусть я умру, но умру, покрытый славой и удовлетворенный!".