– Ой!
Прохладная вязкость коснулась ран, и я прикусила губы.
– Намазать-то я намажу, – сказал мужчина. – Главное, чтобы перевязь потом хорошо держалась и не мешала.
Он закончил, и раны мои будто замёрзли. Никогда не ощущала подобного – боль словно растворилась в щекотном снегу.
– Спасибо тебе за такое чудо! – смущённо произнесла я. – Мне теперь совсем не больно.
– Хорошо. Давай-ка поднимись. Попробуем устроить повязку.
Я послушалась, и мужчина встал ближе, разматывая тонкую ткань. Её он тоже принёс с собой, у нас с Эликом таких ценных вещей не водилось.
– Придержи здесь.
Ладонь его легла пониже моих ключиц, и словно пламя груди коснулось. Я подняла руку, затем вторую, и мужчина принялся обматывать меня, придерживая на спине проложенную мягкую ткань. Порой пальцы его невзначай касались моих плеч или ключиц, и тогда душу бередило тайное, похожее на грёзу, чувство.
– Ну, вот. Мазь хорошая, завтра уже намного легче станет. На спину только не ложись пока.
Я поспешно натянула платье, и едва не порвала ворот. Показалось, будто Влас за моей спиной тихо хмыкнул. Когда я повернулась, он уже не улыбался.
– Ещё раны есть?
– Ничего серьёзного. Коленку немного ушибла, и этот порез на руке…
Он кивнул.
– Утром отплываем рано. Вещи собери.
– А у нас всегда всё сложено – на всякий случай. Валко в последнее время был не слишком приветлив. Как бы не пришёл ругаться.
– Не придёт, – спокойно сказал Влас. – Он уже не властен над вами.
Я посмотрела ему в глаза.
– Примут ли нас спокойно в крепости? Я готова подчиняться тебе, но если снова Элик пострадает…
– Вихреградье не делает разницы между теми, у кого большая семья, и сиротами. Люди под одним небом живут, на одной земле.
– Но мы не одинаковы, – сказала я.
– Только по статусу, – дрогнули его губы. – Да и то, я бы с радостью попробовал себя в роли обычного охотника. Ну, ладно. Вижу, ты устала.
Я кивнула, греясь в лучах его мирной искренности.
– Да. Спасибо, господин…
– Называй Власом, – почему-то нахмурился он. – И я тебя буду звать по имени.
– Хорошо, – робко улыбнулась я. – А Храна, пса, мы можем с собой взять?
– Конечно, – кивнул мужчина. – Оставить его здесь – обречь на верную смерть.
– Так ты знаешь, как жесток старейшина?
– Не думаю, что это жестокость, Веда. Скорее уж страх. До вас ему и правда дела нет, но скажи, неужели твои родители предпочли бы сразиться с разбойниками вместо того, чтобы родных детей спасать?
– Отец бы сразился, – уверенно сказала я. – И победил. Ему бы совесть не позволила гостей на растерзание убийцам оставить. Думаю, он бы сделал так, как лучше для всех. Нашёл бы выход.