Но бег прочищал мысли, и за полгода бега Галка сделала важный вывод. С ним она вступила в девятый класс: «Я никому не нужна, рассчитывать не на кого. Единственный выход – добиваться всего самой».
И наступил новый этап жизни, в котором Галка плакала по ночам от отсутствия любви, а днём пахала. В то время, как «крутые» одноклассницы уже вовсю обжимались с мальчиками по коридорам и зажигали на дискотеках, Галка сидела в библиотеке. Тем более на дискотеки ходить ей было не в чем. Так внутри росла ненависть к развлекухам вкупе с людьми, которых Галка стала считать пустыми, опасными идиотами. Эта ненависть соседствовала с такими же чувствами по отношению к огороду, который в их жизни с матерью остался. «Кормилец наш!» – звала Зинка две сотки и с бутылочкой затаскивала туда дочь.
– Совсем скисла со своими учебниками. Даже друзей нет. И мальчиков, – всхлипывала Зинка, вспоминая школьные годы.
Друзей у Галки, действительно, не было. Глупые дети её раздражали, и она всё больше закрывалась. Ходила она в школе с двумя отличницами, такими же изгоями, как она. Как же её приняли в ряды отличниц?
Просто она стала учиться не просто хорошо, а восхитительно. Вместо очередного фантастического мира она открывала учебники и зубрила, что требовалось. Даже нелюбимую физику. К концу девятого класса и после скудного празднования пятнадцатилетия (мама довольствовалась тортом и книжкой, решив, что с дочки хватит) котировки Галки в классе возросли. Она давала списывать! Дразнить её перестали. Даже попыталась подкатить Людочка с интересной книжной новинкой, но Галка показала норов и злопамятность, не распахнув объятия вместе с тетрадями бывшей подруге.
Смысла в жизни Галка в это время не нашла, зато уверовала, что всё в её руках и стала полагаться на себя, презирая мать и избегая бабу Алю с папенькой. Впрочем, с последними это было взаимно. Там родился Боренька и всё крутилось вокруг него. Боренька Галку раздражал, и она этого не скрывала. Да, в это время она впервые начала показывать истинные чувства, уверовав, что ей терять нечего. Правда, показывала выборочно – пока только с бабой Алей, отцом и матерью. Разнообразием истинные чувства не баловали: злость – в отношении папеньки, ненависть – для бабушки и презрение – маменьке. Но, как обычно, родичам и своих проблем хватало, поэтому они попросту не замечали чувств девочки, списывая всё на нелёгкий подростковый период.
К лету Галка горела лишь одной мыслью – подработать и заиметь собственную денежку. Вариантов в этом возрасте было немного – помогать в школе или пойти в лагерь вожатой смотреть за малышами. Детей Галка не любила, но возможность свалить от матери на пару месяцев служила привлекательной морковкой. И Галка записалась на четыре смены. За два месяца она упахалась и возненавидела непоседливых малышей ещё больше. При чём раздражение особо вызывали те, кто напоминал саму Галку в детском саду. Единственное, что любила Галка в лагере – это вечерние истории, которые она рассказывала в группе на ночь, и песни у костра, когда подопечные спали. Там Галка впервые влюбилась, согласно всем законам жанра безответно. Он был начальником смены, причём счастливо женатым. Но он так пел, что всего остального Галка не замечала. Она писала ему длинные любовные письма и подсовывала под дверь. Письма читала жена и радовалась, что не отпустила мужа в лагерь одного. Конечно, мужу и объекту воздыханий Галки писем она не показывала, а сжигала в том самом костре, возле которого пел муж, где и пялилась Галка на него во все глаза.