Вот тут-то пришлось сказать маме. Отъезд был назначен на завтра, а Зинка до сих пор ничего не знала: ни о планах дочки, ни о скопленных деньгах, ни о билете на поезд.
Говорить не хотелось. Галка предвидела реакцию матери и подумывала о прощальном письме. Но кровные узы взяли своё – девочка решилась поговорить.
Зинаида Петровна пришла с работы в девять вечера. Как всегда на кухне её ждал ужин от дочки, но против обыкновения за столом сидела и сама девочка. Зинка, привыкшая, что Галка прячется в это время в своей комнате в обнимку с учебниками и не желает выслушивать нытьё матери, удивилась и обрадовалась.
– О, Галка, привет. Чего у нас пожрать?
Галка поморщилась:
– Гречку сварила. С сосисками.
Зинаида наложила полную тарелку да вдобавок щедро намазала хлеб маслом:
– Хорошо, что ты не учишься, – гречка летела изо рта матери, явно бывшей под шофе. – Но ты же уже всё сдала. Отмучилась. Теперь на работу пора. Мне помогать. Я как раз говорила сегодня с Ильинишной – продавщица нужна в отдел…
Зина ела и говорила, говорила и ела. То, что дочка молчала, её вполне устраивало – значит, соглашалась.
Но когда поток красноречия матери иссяк, а еда закончилась, Галка уведомила:
– Я завтра уезжаю. Поступать в институт. В Москву.
Концерт, устроенный Зинкой, всполошил всех соседей. Хорошо поставленный голос бывшей продавщицы и распорядительницы окороков сохранился. Поэтому сначала прибежали соседи справа. Потом – слева. Потом снизу и сверху. А в конце пожаловала милиция.
Все увещевали Зинку, что нужно радоваться – какая дочка получилась, умная да старательная. Но Зинка кричала, что дочь бросает её одну, а она ей отдала лучшие года. Галка молчала, лишь правый уголок рта дрожал.
Концерт продолжался два часа без антракта. Потом Зинка угомонилась и захрапела. А Галка ещё долго не могла уснуть, рыдая в подушку. Чувство ненужности вылезло и вгрызлось в горло. Галка плакала – ей так хотелось, чтобы её кто-то поддержал.
Этим кем-то стал папа. С утра мать ушла на работу, даже не попрощавшись. Галка утирала слёзы, которые никак не хотели заканчиваться и твердила под нос: «Добиться чего-либо я могу только сама. И поддержка мне не нужна!»
Папе и бабе Але Галка говорить не намеревалась. Но папа пришёл сам за час до ухода Галины – доложила Зина в надежде, что он образумит дочь. Николай неловко помялся в коридоре, пожелал счастливого пути, а потом сунул Галке в руки деньги и, стремительно покраснев, ретировался. Денег было немного, но сам факт обрадовал Галку – ведь мать даже не спросила, а как дочка собирается там жить.