В доме ощутимо пахло водочным перегаром, и ещё, какой-то свой, едва уловимый, запах чужого быта вплетался в резкий алкогольный дух. Но во всем присутствовал порядок. Постель была аккуратно застлана дорогим покрывалом, такое же лежало на широкой тахте. За большим круглым столом сидела высокая полная женщина. Голова её, лежащая на вытянутой руке, которой она сжимала наполовину наполненный стакан, была неестественно вывернута, другой рукой она держалась за оттянутый ворот дорогой шёлковой блузки. Накрашенные яркой помадой губы были перекошены страшным смертельным оскалом и выпачканы засохшей пеной. Даже на отдаленном расстоянии было понятно, что женщина мертва.
– Что скажешь, Геннадий Евсеевич? – хмуро спросил Дубовик.
– А скажу, что мы почему-то везде опаздываем, – таким же тоном ответил Калошин. – О причинах смерти скажут наши эксперты, но, похоже, отравление.
– А почему опаздываем, не знаешь? – задумчиво спросил Дубовик, осторожно пройдясь по комнате. Остановился возле комода, внимательно посмотрел на флаконы с духами: были здесь и «Малахитовая шкатулка», и «Цветок Грузии», и «Красная Москва» на самом видном месте. Не дотрагиваясь до них руками, майор низко наклонился и обнюхал флаконы. – Да, аромат!
Пока участковый вызывал группу, Дубовик успел заглянуть в шкаф. Довольно придирчиво осмотрев все вещи, висящие на плечиках, он так же, как и у комода, повдыхал запахи, исходящие от одежды. Калошин, удивленно посмотрев на него, многозначительно хмыкнул:
– И чего это ты принюхиваешься?
– Люблю женские духи, – не обращая внимания на ироничный тон майора, ответил Дубовик.
– Ну, по тебе и видно… Сердцеед, – незлобиво поддел тот.
Через некоторое время комната заполнилась людьми. Гулько привычно пощелкал «Зенитом», обходя стол со всех сторон. Карнаухов внимательно оглядел лицо женщины, потрогал кожу на руке, достал из-под локтя пачку таблеток и громко для протокола прочитал:
– «Барбитал», десять штук по полграмма. Целостность упаковки не нарушена. Ребята, – обернулся он к оперативникам, – пошарьте в мусорном ведре, нет ли там пустой пачечки от каких-нибудь таблеток. – С трудом разжав судорожно сжатые пальцы, поднял стакан к носу, понюхал: – Водка. А вот есть ли что-нибудь в ней, скажу позже.
Калошин наклонился и поднял с пола два разорванных кусочка картона:
– Вот тебе, Иван Леонидович, пустая пачечка.
– О, это то, что надо! – он аккуратно убрал всё в пакет. – Так, смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера.
– Скажите, во сколько вы заглядывали в окно? – обратился Калошин к соседке.