Вторник принёс очередной «сюрприз».
Утром Калошина на входе перехватил молоденький участковый Виктор Майборода.
– Товарищ майор, разрешите обратиться? Мне позвонила гражданка Самохина. У её соседки что-то происходит непонятное. Она не может достучаться до неё.
– Старшина! По-моему, вы обладаете полномочиями поехать и разобраться. В каком случае вызвать нас, вам должно быть хорошо известно.
– Я понимаю, но Самохина сказала, что вы вчера были у её соседки, и та вам не открыла.
– Соседка кто? Жуйко? – Калошин почувствовал, как сердце от нахлынувшего волнения жестко ударило в грудину.
– Да, она назвала эту фамилию. – Участковый виновато посмотрел на майора: – Я недавно на этом участке, ещё не всех знаю.
– Ладно, жди! Сейчас поедем! – Калошин обратился к дежурному: – Где Дубовик?
– У Сухарева, – кивнул тот на дверь с табличкой «Канцелярия», – уже полчаса, как пришёл.
Калошин стремительно шагнул к закрытой двери, но в этот момент она распахнулась, и навстречу майору вышел Дубовик. Едва поздоровавшись, Калошин в двух словах объяснил ему всё, и они, не сговариваясь, направились к машине. За ними последовал участковый.
У ворот дома Жуйко их встретила вчерашняя знакомая соседка. Она вприпрыжку заспешила им навстречу, затараторив издали:
– Вчера поздно вечером, даже можно сказать, ночью заглядывала, – между занавесками видно, – сидит, выпивает. Свет горел долго – я потом ещё раз выходила. Утром встала – свет горит, посмотрела: она сидит так же, как вчера, в той же позе. Стучу – не открывает. Боюсь я что-то…
Калошин громко стал стучать в двери, а Дубовик в сопровождении Самохиной отправился к окну, прикрытому цветными занавесками. Свет в комнате горел. Через небольшую щелку между полосками ткани был виден край круглого стола, бутылка и рука с зажатым в ладони стаканом.
– Посмотрите, ничего не изменилось? – отступив от окна, обратился Дубовик к женщине.
Она заглянула, приложив ладонь к глазам, и отпрянула:
– Как неживая… – прошептала побелевшими губами.
Дубовик, ничего не сказав, направился к крыльцу, где Калошин продолжал изредка стучать по тонкой дверной створке.
– Геннадий Евсеевич! Не стучи. Похоже, опоздали мы… – Дубовик обреченно махнул рукой. – Давай старшина за понятыми, а вы, – он повернулся к женщине, – можете принести какой-нибудь подходящий инструмент для взлома?
Она, тихо ойкнув, часто затрясла головой и собралась идти, но Калошин, кивнув на дверь, остановил её:
– Тут такая щель, что крючок можно поднять ножом. Взгляни, Андрей Ефимович, – он достал складной нож и, открыв его, просунул лезвие в щель, – немного поднатужимся… – крякнув, откинул крючок. – Ну, вот и всё.