— Красиво! — потянул я и почувствовал, как заблестели глаза. Ну да, я же мужчина, а какому мужчине не нравятся подобные игрушки?
Катарина понимающе улыбнулась.
— Корона на простые вещи не разменивается. Ручная работа, штучная. Можно сказать, произведение искусства. Их нельзя подделать, каждый имеет собственную атомную сердцевину с уникальным номером, только Корона может «одаривать» такими. Одно жаль, люди, которых «одарили», очень часто не в состоянии по достоинству оценить красоты «подарка». — Она показно подняла глаза к небу.
Что-то такое я слышал краем уха. Еще одна феодальная традиция нашей доблестной династии, аналог «чёрной метки» у книжных пиратов. Атавизм с летальным исходом.
— А почему она скорбит? А не, например, наказывает? «Карающий ангел» — куда звучнее! Вложить меч в руку, сияние глаз, блеск…
— Потому, что её величество скорбит о каждом своём подданном, даже если тот сошел с праведного пути, — посерьёзнела Катарина. — Никогда не забывай об этом. Так должно быть, и пока это так, у Венеры есть будущее.
Я понятливо кивнул. Глубокая философия, весьма далёкая от обывателя. Да, в общем, и от самой Короны. Без которой, тем не менее, пошатнутся общественные устои.
— Так Корона решила, — я вернул шедевр оружейного искусства назад, — что гвардия?..
— Что гвардия взяла на себя слишком много. Всему есть предел и, в первую очередь, неуважению. Итак, это Феликс Сантьяго? Его работа? — Она вновь указала на синяки на моем лице. Могла не уточнять, раз «жучки» работают. Но с другой стороны мой кивок — вещь протокольная, несёт в себе аналог круглой печати на тексте приговора. Я вспомнил эмоции, пережитые благодаря этому человеку, и злорадно усмехнулся.
— Известный тип, да?
— Да. На него уже несколько раз заводили дела. Но до сей поры он уходил от ответственности. Слишком хорошие покровители. — Она нехорошо так оскалилась. Я бы на месте Сантьяго уже повесился. — Ты готов?
Я кивнул, не уточняя, к чему именно. Она нажала на кнопку вызова охраны, вполне себе реальную кнопку на столе, не имеющую к виртуалу никакого отношения. Через несколько мгновений люк поднялся и внутрь вошел «мой» следователь. На лице его была написана лёгкая растерянность. Видать, неожиданным гостем оказалась моя… Мучительница? Спасительница? Блин, как я сам-то к ней отношусь? Однако её появление не воспринималось им как трагедия, скорее досада, незапланированная неприятность. Комиссар не походил на дрожащего от страха кролика, у него были в запасе свои аргументы, которые, он был уверен, сработают.
— Я вас слушаю, сеньора? — вытянулся он, но с показной ленцой, не в струнку.