Она сбавила обороты, давая усвоить мне этот урок.
— Совет офицеров поставил мне ультиматум. Я тебя из корпуса вышвырнула — я же должна вернуть. Не так, вернуть тебя в исходную точку, после которой ты хлопнул дверью. Это точка выбора, Хуан. И ты должен выбирать так же, как тогда, без эмоций и нервов. Разумом.
Ты можешь отказаться. Психануть, обидеться, всё такое. Вот только мне плевать на твои психи. И Мишель. И остальным. И ты знаешь это.
Или ты выбираешь осмысленно, как умный взрослый человек, или…
— Тебе не всё равно, — усмехнулся я, перебивая её. Я прочел это в её глазах и жестах, в интонации. — Ты тоже хочешь, чтобы я вернулся. Почему?
Она задумалась надолго. Интересно, сейчас соврёт?
— Да, я хочу, чтобы ты вернулся, — призналась вдруг она, — ты прав. Потому, что если придешь сейчас, это будет решение сильного человека, знающего, что его ждёт и знающего цену своим ошибкам. А если бы ты согласился тогда, это стало бы решением трусливого кролика, готового броситься в любой омут, лишь бы его обогрели и защитили. Это разные вещи, Хуан.
Пауза.
— Скажешь, это не так?
Огорошенный, я молчал.
— И, наверное, чтобы понять это, снова оказаться в точке выбора, стоило пройти через все испытания? Как думаешь?
— У тебя не найдётся сигаретки? — задумчиво попросил я.
Она протянула почти полную пачку.
— Оставь себе.
Я кивнул и подкурил.
— Спасибо. Это был важный урок. Наверное, ты права.
Она улыбнулась.
— Знаю. Я всегда права.
— Не завирайся.
Она вновь улыбнулась, но промолчала.
— Мне надо подумать.
— Думай.
Она встала и медленно поплыла к припаркованной вдали «Эсперансе».
— Подожди! — окликнул я. Катарина озадаченно обернулась. — Ты забыла! — я показал её «блатную» зажигалку.
Лицо сеньоры де ла Фуэнте расплылось в улыбке:
— Оставь себе. Мне она будет напоминать всего лишь об очередном хахале, о котором, не будь её, я давно бы забыла, а тебе будет напоминать обо мне и уроках, которые ты усвоил.
Она отвернулась и пошла, теперь уже не оглядываясь.
ЧАСТЬ II. ИГРУШКА
Женщина — это слабое существо, от которого невозможно спастись.
Афоризм.
Глава 6. Инцидент
Сказать, что я был зол — ничего не сказать. Я был в бешенстве! Но не пустом бессмысленном порыве обиженного ребёнка, которому не дали кусок торта, а в осознанном бешенстве отчаяния загнанного в угол взрослого.
Ведь ребёнку неизвестно о вреде сладкого, и объективных причин для неполучения торта на его взгляд, нет. Для него виноваты подлые взрослые, незаслуженно его обижающие. Я же, в отличие от ребёнка, знал, что сладкое вредно для здоровья. Это выбивало почву из-под моей ненависти, превращало её в фарс. Я был тем самым ребёнком, но злился не на причины воздействия, а на методы. А это совсем другая песня.