Вирусы у Заслона тоже выходили отменные. Мощные, смертоносные, незаметные, блестяще проходящие испытания. Но всегда было но. Погрешность даже в три процента грозила разрушить всё. Люди могут ошибаться, Машина – нет.
Только спустя пятнадцать лет нужный вирус был создан.
Спустя ещё два года они поняли, что подселить его извне не выйдет. Нужен был тот, кто уничтожит Машину изнутри.
Они пробовали перебирать экзоскелеты и подсылать смертников. Ни один не вернулся. А война шла, и Машина выигрывала.
И тогда они пошли на отчаянный шаг, далёкий от всякой неуместной этики – создали симбионта сами. А потом, через пять лет, – ещё одного, более совершенного. Воспитывать малышей взялась Умама Везве – хищная разведчица, смертоносная, как чёрная мамба, способная научить и уничтожать, и умирать, если будет нужно.
Машина не была злой и не глумилась над врагами. Она просто делала то, для чего её создали. Но то, в каком виде они потом нашли этих ребят…
Несибинди, младший сын Умамы, успел поместить спящий вирус в процессор одного из многочисленных младенцев в инкубаторах. Никто не знал, что с ним стало. Так было нужно, чтобы Машина тоже ни о чём не подозревала. Пятнадцать лет требовалось, чтобы младенец вырос и вошёл в сеть как полноправная часть. Пятнадцать лет они ждали нужного момента, чтобы активировать его, и молились, чтобы Избранный не погиб.
Нашлись смелые, которые заразили ещё двоих, но до их взросления и входа в основную сеть было ещё далеко. Заслон умел планировать. Умел ждать. Но они были всего лишь людьми. И им хотелось всего и сразу.
Когда на поселение напали, учёные ушли в бункер, готовые взорвать и себя, и свои наработки. И ждали, держа руку на кнопке. Достаточно было одного движения…
А потом земля содрогнулась до основания, и наступила тишина.
***
R-12 откатил очередной камень и посмотрел на свои руки. Ладони кровоточили. С экзоскелетом он бы управился раз в десять быстрее. Бестолковые повстанцы и то были сильнее. Дурацкое занятие: перекладывать камни с места на место.
Их то и дело останавливали, и в дело вступала техника. Потом подбегали люди, что-то кричали, раздавали указания. Снова приходилось оттаскивать куски бывших стен и перекрытий руками.
Умама трудилась рядом, большая и потная, издавая ритмичные звуки. Он уже знал, что это называется «песня». Смысла этих звуков он не понимал, но привык к ним, и они радовали его. Судя по тому, что сказал Алдар, он тоже не понимал этих звуков. И никто не понимал, кроме самой Умамы и таких же чёрных, как она. Прямо как симбионты. Из-за этого R-12 почему-то хотелось находиться с ней рядом как можно больше. Женщина то и дело искала его взглядом, чтобы прервать песню, что-то сказать и поднять уголки губ наверх. Солдат тоже так пробовал. В ответ на его попытки чёрная женщина хваталась за бока или сгибалась пополам. Смеялась. Зародыш тоже смеялся, совсем в другой тональности, но солдат улавливал сходство. Они все так делали, эти повстанцы. Он уже выяснил у Алдара, что этот звук ничего не значит и не конструктивен. Как и «песня». Но отчего-то хотелось, чтобы Умама издавала его как можно чаще.