Она не заходила в группу несколько дней. Где она была? Я всем своим нутром чувствовал, что случилось неладное. Алла не брала трубку, отчего я переживал только больше. Но когда Вася ответила, мне стало гораздо легче. Жива. Но не в физическом плане, а в моральном. Она стала живой.
Что-то произошло с ней. Такое, что наполнило ее хорошими эмоциями, и я мог только догадываться о причине этой жизнерадостности. Самые скверные догадки выводили меня из себя, и квартира адвоката превращалась в куда более непотребный вид. Как я боялся, что одну из этих причин зовут Рома Рейкин…
Сегодня, я написал Васе первой, и она ответила, смешно шутила, была в самых приподнятых чувствах и тогда, я решил, что это именно тот настрой для встречи, который мне нужен. Я не мог ждать больше, потому что боялся, что упущу последнюю возможность и потеряю ее навсегда. Но, она снова мне отказала. Тогда, на деревянном шкафу не осталось живого места. Я был в гневе. Крушил все, что попадалось под руку, а потом выкидывал весь хлам из окна.
Уставший Зверь проспал весь день, пока не случилось чудо — Вася потребовала встречи. Я несколько раз протер глаза, чтобы убедиться, что все это не сон. И это был не он. Она была настойчива и снова чем-то расстроена.
Это был мой шанс. И я воспользовался им.
Это была лотерея, в которой Вася проиграла, поддавшись азарту, и не успев изучить стратегию.
Она попалась.
Ты можешь надрывать голосовые связки, можешь биться головой об асфальт, рыдать и извиваться, словно тебя закинули в раскаленное масло, рвать на себе волосы, но никто и никогда не поймёт, что действительно твориться у тебя на душе, когда ты смотришь в глаза тому, кто тебя сломал, тому, кто уничтожил.
Ваня и я в одной комнате. Он совсем близко. И этого факта хватило, чтобы полностью разочароваться в справедливости жизни.
Нет никакого равновесия. Есть неверный путь, выбрав которой, ты будешь страдать, пока не пройдешь его до конца. Только вопрос — пройдешь ли?
Я чувствовала и слышала, как рвутся мои нервы, словно струны в руках грубого музыканта. Он сыграл со мной злую песню, и эта мелодия была зловещей.
— Только не бойся, хорошо? — попросил он, как будто считал это возможным. — Спокойно, Вася.
Проглотив ком леденящего ужаса, я поймала себя на мысли, что стёрла его образ из своей памяти, иначе передо мной стоял совершенно другой человек. Его глаза почернели, словно никогда не были яркими, а нависающие над нами хмурые брови, придавали ещё большей суровости, когда-то светлому лицу. Волосы потемнели, скулы впали, черты заострились, а прошлая ухмылка, превратилась в искривлённую полоску. Это был другой Ваня. Подломленный и уставший. Испорченный.