— Подсудимый, назовите свое имя, — потребовала судья.
— Беляев Иван Николаевич.
Услышав этот голос, я вздрогнула. Меня затошнило. В голову врезались ужасные картины прошлого. Его руки, как острые клешни, сжимающиеся на моей шее, горячее дыхание, его хватка, которая больше походила на нападение зверя, ярость, безумие, треск одежды и моя слезная мольба: «Пожалуйста, Ваня, не надо…»
— Вы знаете, в чем именно обвиняетесь?
— Безусловно, — холодно ответил он. — Я взял то, что мне не принадлежит.
— Вы считаете, что ваш поступок сравним с воровством?
— Мой поступок ни с чем несравним. Перефразирую. Я угробил то, чем больше всего дорожу.
— Говоря это, вы подразумеваете свою жизнь?
— Нет, я говорю о девушке.
— После того, что вы с ней сделали, она дорога вам?
— Всегда была.
Меня затрясло, и тогда я почувствовала руку мамы у себя на плече.
— Успокойся, милая. Тебе ничего не грозит.
Конечно же, я не смогла успокоиться. В ушах стоял невыносимый гул, отчего я пропустила большую часть информации, которую поведала судья. Мне не хотелось ее знать. Мне хотелось убежать отсюда, спрятаться в своей комнате, согнуться на кровати в позе эмбриона и кричать в подушку до тех пор, пока разум не провалиться в глубокий сон.
— Уважаемый суд, — раздался голос прокурора, — по свидетельским показаниям из материала следствия, возникает вывод, что подсудимый совершил данное преступление на почве любви. Но так ли это? Попробуем разобраться.
Меня передернуло.
Что именно выдумал адвокат Беляева? А какой любви может идти речь? Это просто безумие.
Тем временем, прокурор продолжал:
— Тяжело об этом говорить, но, по всей видимости, отец подсудимого допустил ошибку в воспитании сына. Вседозволенность, избалованность и прочая характеристика оставляет желать лучшего. По свидетельским показаниям, находясь в алкогольном опьянении, он воспользовался беззащитностью пострадавшей и при этом, нанес тяжкие телесные повреждения, едва не лишив ее жизни. И это, он называет любовью, — прокурор откашлялся. — Уважаемый суд, я прошу для Беляева самого сурового наказания. А точнее, шесть лет лишения свободы, как и назначалось прежде.
Кто-то в зале недовольно заохал.
— Подсудимый, вы согласны со своим обвинением? — поинтересовалась судья.
— Согласен.
— Как вы можете объяснить свое поведение?
— Ревность. Безрассудство. Безысходность.
— Вы осознаете, что могли убить пострадавшую?
— Теперь, да.
— Вы жалеете о случившемся?
— Более чем.
Ложь. Ложь. Ложь. Он не жалеет. Он притворяется, как притворялся в день когда… уничтожил меня.
Набравшись сил, я слегка приподняла голову, робко огляделась, и тут спокойствие окончательно меня покинуло. Зал суда был наполнен едва знакомыми мне людьми. Это были жители той самой деревни, в которую я приехала человеком, а покинула ее, став безвольной куклой. Но все они пришли просить пощады для насильника. Они ненавидели меня. Среди присутствующих я узнала мать Владика, она была готова накинуться на меня в любую секунду и порвать на куски, за то, что я лишила ее сына.