Он упирается ногами о землю.
— Не гони. Что я скажу ей?
— Девственность или жизнь? — игриво предложил я.
— Ты идиот, ты в курсе? — он бьет меня в сушняк.
— Ладно-ладно, остынь, — я примирительно выставляю ладони. — Я лишь помочь хочу.
Таким, я вижу Беляева впервые — у него никогда не было проблем с новыми знакомствами.
— Что она рисует? — еле слышно бормочет Ваня.
Я внимательно смотрю на друга, который на время выпал из этой жизни. И, как всегда, иду на поступок, который навряд ли он одобрит. Беру мяч и запинываю его в соседний двор, едва не попав в художницу. Через мгновение ее белоснежные волосы покрылись кусками грязи.
Меня пронзил недоумевающий взгляд.
— Твою мать, — выругался друг. — Ты что творишь?
— Не благодари, — я довольно тру ладони. — Если бы не я, ты бы так и стоял с капающей изо рта слюной. Иди, извиняйся. Можешь свалить все на меня, если хочешь.
— Ты просто псих, — бурчит Белый и идёт улаживать ситуацию.
Я смотрю ему вслед, и не понимаю, почему не решился подойти первым. Долбанная дружба, вечно обязывает тебя на какие-то жертвы.
Даже на расстоянии, я вижу залитое краской лицо бедняжки. Она смущается. Злится. И щебечет что-то непристойное.
Откуда столько эмоций в таком хрупком теле?
Уголек обжег пальцы и, выругавшись, я кинул окурок на землю.
Да уж, раньше Вася была куда живее.
Её глаза светились, и трудно было представить, что они хоть когда-нибудь потухнут. И, если я неумышленно стал главным провокатором этого затмения, то теперь, я сделаю все, чтобы вернуть этот жизненный блеск.
Прошло уже больше получаса, а Вася так и не вышла. Закрыв машину, я решил вернуться за ней.
Она что легла спать и даже не предложила полежать с ней рядом?
Отогнав неприличные мысли, я открыл входную дверь и лицезрел довольно предсказуемую картину: сидя на полу и пряча лицо руками, горько всхлипывает наша «Несмеяна».
— Твою мать, Вася! — выругался я и пошагал к ней. — Только не говори, что эти стены давят на тебя, а пыльные коврики растрогали тебя до глубины души! — вцепившись в ее куртку, я резко оторвал ее от пола. Так резко, что она заметно растерялась.
— Отпусти меня, — вяло всхлипнула она, едва держась на ногах. — Я устала, Рэй.
Я взорвался.
— Устала? Устала?! Да я капец как устал от твоего нытья! Что на этот раз? Сломанный ноготь? Раздавленный комарик? Джастин Бибер — гей? Птичку жалко, черт возьми? Что?!
— Ты ничего не понимаешь, — она пальцами коснулась шеи, словно ей было трудно говорить. Или даже дышать.
Едва справляясь с гневом, я хорошенько встряхнул ее.
— Ты только посмотри на себя! В кого ты превратилась? Вечно плачешь, скулишь, жалеешь себя, не живешь, не дышишь, словно в коме, боишься и постоянно жалуешься на суку — судьбу! О да, прошлое может ранить! Но ты можешь как вечно жить им, так и перешагнуть через него и двигаться дальше! Завязывай топтаться на месте!