Прямо до жути.
Ничего особенного не нарыл,. Но увлекся. Меня всегда работа увлекает, себя забываю.
Торопиться нам было некуда, выезд назначили на четыре утра, чтоб спиртное выветрилось, да и ехать легче, пробок меньше, дорога чище.
И потому, когда мимо открытой двери Никитоса пробежал мой рыжий огонек, я даже не понял сначала, что случилось. Первым, к моему стыду, за Лапой рванул Ник.
А я уже потом.
Ириску я застал в той комнате, где по приезду свалился без задних ног, испуганную и глядящую на меня огромными, полными слез глазами.
Пока утешал, успокаивал, выяснял, что случилось, время еще прошло. От Ириски ничего не добился, кроме красных щек и постоянно повторяющейся просьбы уехать отсюда и не общаться с хозяином.
Ну что же. Я ей. Это мог твердо пообещать. Правда, только после душевного разговора с Кирсаном.
— Игорь, не надо! Не ходи, Игорь! она цеплялась за меня, кусала губы, он просто… Просто сказал, что тебе без меня легче будет… И что мне надо уехать к Ладе… Игорь! Может, он прав? Может.
— Он не прав, Лапа, я держал ее за плечи и говорил твердо и спокойно, он мудак. Не слушай его. Он… Тебя не трогал?
— Нет! Ты что? ее глаза стали еще больше, огромные, карие, затягивающие невинные омуты, нет! Он только… Он так убедительно говорил… А я… Я такая дура… Я не смогла ничего ответить, растерялась… Прости.
Я прервал ее поцелуем, умирая просто в этот момент рядом с ней. Моя девочка маленькая, такая смелая, такая стойкая.
У Кирсана опыт в расколке матерых преступников, он умеет работать с людьми, видит их слабости чисто интуитивно, знает, куда надавить, какой тон выбрать.
Моя Ириска прошла через ад, похоже.
И не сломалась.
А вот Кирсан сейчас сломается. Я поломаю.
Я еще раз контрольно поцеловал в распухшие от слез губы, успокоил Ириску и пошел разбираться с хозяином квартиры.
Гадом, не понимающим нормальных русских слов.
Кирсан сидел на кухне, пил спокойно чай.
Сходу, без разговоров, по морде получил и свалился на пол,. Но отвечать не стал. Поднялся, глянул на мою злобную рожу и боевую стойку, усмехнулся, прихватил полотенце и прижал к носу.
Сел за стол опять.
— Так себе удар, чему вас только в этих муай-таях учат.
— Щас покажу, пообещал я и опять рванул к нему.
Но Кирсан второй раз попасть по себе не позволил, мягко увернулся и шагнул в сторону.
— Остынь.
— Сука! я опять кинулся, и тогда меня поймали на болевой. Легко так, просто, словно не чемпион я и мастер спорта, а мальчишка мелкий.
— Остынь, я сказал, спокойно повторил Кирсан, я косячнул, признаюсь. Потому и не уворачивался. Заслужил. Но не настолько, чтоб позволять себе безнаказанно рожу чистить на моей же кухне.