Договорить не удалось, ведь Конрад настиг меня, словно ураган. Словно вихрь, жадно вдавил в стенку душевой кабины. Его губы вжались в мои с таким пугающим остервенением, безысходность и в то же время освобождением, что душа на мгновение покинула тело. Высвобождая в ужасном, агрессивном, дурном и порочном поцелуе нестерпимую боль и страх пережитого кошмар… Поцелуе, напоминающем крик отчаянья, сигнал SOS, призыв о помощи… Я запустила пальцы в седые виски Конрада, позволяя мужчине торопливо, но бережно закинуть мои ноги себе на бедра.
Он целовал меня глубоко и неистово, будто заявляя права, а я кусала его наверняка больно, но ничего не в состоянии с собой поделать. Мои аккуратные поглаживания руками сменились грубым оттягиванием волос, способным оставить Конрада без шевелюры. Но Шульц не жаловался, он словно был на какой-то своей орбите.
Я совершенно упустила момент, когда мой лиф слетел на пол душевой кабины, и громко ахнула, откидывая голову назад, прогибая спину, подставляя шею для мужских диких губ и напористого языка. Руки мои шарили, словно пытаясь за что-то ухватиться. Видимо, я нажала куда-то, потому как полилась вода. Горячая, приятно обжигающая кожу, еще больше доводя до самой крайней точки абсолютно безвозвратного тотального безумия.
Моя рука сама нашла резинку его спортивных штанов, оттягивая их вниз и крепко обхватывая налитый кровь член. Конрад глухо застонал и с размаху ударил кулаком по стене, снова меняя воду с горячей на ледяную.
А затем он в кулак сжал тонкую ткань моих трусиков и с рыком потянул на себя, будто они были чем-то, что мешало ему жить. Приятная боль от натяжения прошлась по телу волнами, оставаясь где-то между ног странным, почти болезненным спазмом, заставляющим тело несколько раз дрогнуть.
— Мокрая, — нервно сглотнув, он медленно ввел в меня два пальца, и мир вокруг знакомо рассеялся, тучи на мгновение разошлись в стороны, делая мир розовым и безвредным. Я сжала его предплечье, запуская прямо в кожу свои короткие, но острые ноготки.
Но где-то на подкорке сознания меня дико бесил факт того, что Шульц снова полностью одет, а я обнажена и открыта для него каждой клеточкой тела.
— Сними, — прошептала я будто в бреду, — Сними это нахрен!..
Он скинул мои руки, лежащие у него на плечах, и я распахнула глаза, пытаясь понять, что происходит. Конрад судорожно сбрасывал с себя мастерку, а за ней и футболку, затем спустил штаны, позволяя тем упасть вниз, после чего отшвырнул их в сторону.
«Ты впервые видишь его полностью голым, — подсказал внутренний голос, заставивший мое лицо нереально зардеть от этого простого факта. Почему-то моему подсознанию казалось, словно Конрад мало перед кем обнажал свое тело, страшась шрамов. — В первый и последний раз. Запомни хорошенько, Эмми Браун».