Стою позади бабули и дышу этим счастьем и покоем. Оттягиваю разговор.
— Иди сюда, что затаилась? — зовет бабушка.
Не удивляюсь, что она не оборачивается, но «видит» меня, при чем говорит негромко, значит точно знает, что услышу. Улыбаюсь, бегу и обнимаю со спины, целую в щеку и сажусь рядом.
— Ба, ты у меня самая красивая!
Бабушка останавливает меня жестом и выдает.
— Говори, о чем хочешь советоваться. На что хочешь просить разрешения?
— Ба, как ты это все? Ну ты что, правда «видишь»?
Она медленно отпивает чай, прикрывает глаза и говорит.
— Опыт, детка. Всего лишь опыт.
Я тихо восхищаюсь ей.
Рассказываю все от начала и до конца со всеми подробностями. Говорю, что мама все знает, о чем с ней договорились. Говорю долго, основательно и по истечению монолога, жду ее решение.
— Кого ты хочешь разозлить, маленькая моя? Кому предназначена эта твоя маленькая женская месть?
То, что я обалдела, удивилась, была шокирована и обескуражена — все не выражает моих чувств на момент. Шок — это по-нашему — девиз не только известного слогана, но и моей бабули.
Я никогда не думала в таком ключе, что хочу позлить, задеть, но сейчас понимаю, что подсознательно все для того, чтобы кое-кому указать, что я лучше той. Становится стыдно перед собой. Все же задевает ОН меня.
По итогу бабушка очень даже за фотосессию и осталось дождаться деда, поставить его в известность. Это ба сказала, не я. Понимаю, какой разговор предстоит, поэтому решаю смотаться к Мане. Уношусь к ней со скоростью ветра, пока мой престарелый рыцарь не вернулся в свои владения и мне не навешал чего-нибудь интересного.
Решаем с Машей сходить за территория поселка, к озеру. Медленно бредем туда, впитываем тепло ласкового солнышка. Около воды стелем циновки, предусмотрительно захваченные из дома, и валимся на них. Первые мгновения слушаем звуки природы.
Пение птиц завораживает и восхищает. Оглушительно прекрасно! Мы в царстве буйной зелени, которая загадочно шелестит, колдует над нашими головами, гоняя волны теплого, напоенного кислородом воздуха. Природа дает неоспоримую силу, питает нас ей, наполняет. Через тонкие веки просвечивает солнце, странное ощущение, глаза прикрыты, а ты как бы все видишь.
Первая отмирает Манечка и начинает говорить о Филатове. Я ее внимательно слушаю и искренне рада за нее, потому что из Машиных рассказов понимаю, что они даже не поссорились ни разу, настолько «зашли» друг другу. Она в принципе достаточно сложный человек, но с ним мягкая, уступчивая. Если она довольна и счастлива, то и я тоже.
Рассказываю Мане о проекте, который предложил Ганс. Она воодушевляется больше, чем я, радуется, как ребенок. Смотрю на нее и думаю, как же мне повезло, за все время нашей дружбы ни одного плохого слова, ни миллиметра зависти, ничего плохого. Только искренность и надежность. Молча обнимаю Маню — это моя немая благодарность за все. Она не отвечает и не удивляется, просто гладит меня по голове.