– Отнюдь, – пожал плечами викарий.
– Ах, полагаю… Вестерхэм, вы ведь наблюдательный человек, так скажите, там были следы борьбы?
– Судя по тому, что мы видели – нет.
– И этот зеленый камзол; не выглядело ли это так, будто Нейланда принудительно одели в него? Понимаете, что я имею в виду – помятости и все такое? Или он выглядел вполне естественно?
– Ответить не так-то легко, ведь мы вытащили тело из-под воды. Но, насколько можно судить, он сам надел его.
– Хм! А в карманах?
– Ничего.
– Когда же будет дознание? Полагаю, его еще не провели?
– Нет. Оно будет завтра, в «Радостном саду», в полдень.
– Я приду. День как раз выходной. Конечно, окончательное решение вынесут позже. Но сомнений в окончательном вердикте нет. Вам пора уходить? Ну, заходите еще. Сможете приехать вечером в воскресенье после службы и поужинать у нас? Мне бы хотелось продолжить обсуждение этого расследования.
– Большое спасибо. Да, я с радостью приду.
Гарфорт проводил викария до двери. Дианы поблизости не было. Тем не менее, садясь в машину, Вестерхэм заметил возле сиденья записку со своим именем. Он ничего не сказал и прочитал ее, лишь отъехав на какое-то расстояние.
Уважаемый мистер Вестерхэм.
Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли. Я хорошо понимаю, какую заботу вы проявили. Я всего лишь хочу еще раз попросить вас никому не рассказывать об этом, но я и не думаю, что вы станете.
Снова ужасно благодарю вас,
искренне ваша,
Диана Гарфорт.
P.S.: Я не хочу, чтобы отец волновался обо мне.
Спрятав записку в карман, викарий понимал, что вся суть записки заключалась в постскриптуме. Почему Диана не хотела, чтобы ее отец узнал о таком пустяке как потеря платка? С чего бы он волновался из-за этого?
Размышляя об этом, викарий вдруг сообразил, что Гарфорт считался одним из самых успешных мастеров перекрестного допроса в адвокатуре. Боялась ли Диана, что ее отец сможет вытянуть из нее что-то такое, что она пыталась скрыть? Из-за этого предположения викарий рассердился на самого себя. Он не имел никаких прав подозревать Диану в какой-либо хитрости; это было последним, чего он хотел. И все же он не мог не обратить внимания на странные запинки и тревоги Дианы относительно платка.
Фу! Разве это не естественно? Конечно, любой девушке на ее месте была бы ненавистна даже мысль о том, что она может оказаться свидетелем в деле о подобном преступлении. Она могла увидеть все в ложном свете уже от того, что ей не повезло быть поблизости от места преступления незадолго до того, как оно произошло. И это могло заставить ее испугаться самой мысли о том, что ей придется давать показания.