Шорцы сохраняют мясо так: режут его на ленты, солят и провяливают – получаются тёмно-коричневые эластичные ремни.
Посёлок, плотно окружённый тайгой, не имел пастбищ, часто доходили слухи, что у кого-то из жителей медведь задрал корову. Даже не слишком углубляясь в лес, можно было наткнуться на хозяина тайги, поэтому пойти за грибами – и мысли такой не возникало. Больше, чем медведя, я боялась рыси. Отец рассказывал, что рысь прыгает с дерева на плечи и сразу ломает шейные позвонки. На меня в детстве его рассказ произвёл такое жуткое впечатление,
что даже и сейчас, заходя в какой-нибудь редкий лесок, я внутренне сжимаюсь, помня о возможном прыжке дикой кошки…
Многие жители посёлка занимались охотой и сдавали пушнину в заготовительные конторы. Дорого ценились только соболя – где-то по пятьдесят рублей шкурка; норка – десять-двадцать; колонки, белки шли по три рубля, на зайцев, как и на волков, вообще охотников не было, а медвежья шкура стоила около четырёх червонцев.
Тяжелый и опасный промысел – охота. Зимой, в лютые морозы, на коротких, обтянутых мехом, широких лыжах охотники уходили в тайгу, что интересно, среди них была одна женщина. Однажды я видела её: с красным, обветренным лицом, дородная, рослая (что редкость для шорок), суровая на вид – настоящая шорская Брунгильда!
В сравнении с другими жителями охотники считались зажиточными людьми, но особо богатых и среди них не водилось. Все знали, что у них можно недорого купить любую шкурку, но даже и за такую цену желающих покупать было немного… При нашей учительской зарплате в семь-восемь червонцев не особо разбежишься отовариваться мехами. Среди нас была только одна настоящая покупательница – завуч Валентина Егоровна.
Однажды она пригласила нас с Машей и Любу Локтеву к себе на чай.
Дело было осенью. Завуч, в полосатом шерстяном свитере ручной вязки, поджидала нас у своего дома. Увидев её ещё издали, мы залюбовались ею – такую женщину выхватишь взглядом из любой толпы: выше среднего роста, с горделивой осанкой, с пышной шапкой белокурых волос, подстриженных в каре, на высоких тонких с рельефными икрами ногах – она походила на породистую лошадь, фаворитку забега…
В школе она была в меру строгой и официальной – дома оказалась приветливой и радушной, но до дружеской ноги у неё, по-моему, ни с кем не доходило…
Валентина Егоровна поставила на стол бутылку сухого вина, конфеты, нашлась и общая тема для разговора. Для начала она заявила, что учителя – самые нелепые и странные существа на свете.
Мы удивлённо выпучили на неё глаза: ничего себе заявочка!