Мы сблизились с Машей Антош, она оказалась из первой группы, а я числилась в третьей.
«Музыка нас связала, тайною нашей стала», – это про нас. Маша каким-то образом выведала , что Женя Муратова из четвёртой группы поёт «
Ave
,
Mari
а». Мы с ней по вечерам после полевых работ охотились за Женей, находили её и уводили в темноте куда-нибудь за сарай – и она нам пела… Рослая, полная, несколько грубоватая в манерах брюнетка – трудно было представить, что из её груди могут литься такие нежные, проникновенные звуки. Боже! Это было ангельское пение, никогда неслыханное мной! В тот миг, в своей фуфайке и в кирзовых сапогах, она была для нас посланницей небес.
Ave
Maria
!
Образ божественный!
Ты – бессмертия цветок.
В священном пламени навеки
И да святится имя Твое…
На звуки католической молитвы слетались сибирские ангелы и, белея в темноте осенней ночи, стоя на крыше сарая, благоговейно внимали чудному голосу…
Наш колхозный куратор, вузовский преподаватель советской литературы, мужчина лет тридцати пяти, был замечателен тем, что имел поразительное сходство с Лениным: походка, жесты, в какой-то мере даже стиль поведения – всё было ленинским. Благодаря этому сходству он играл в самодеятельных спектаклях роль вождя мирового пролетариата, на что получил официальное разрешение в высших партийных инстанциях области.
Всех поведенческих нюансов вождя натура нашего куратора не отражала – в колхозе он был гегемон и авторитарий, без всяких там ласковых прищуров.
Наша работа состояла в том, что мы выбирали из земли вырытую комбайном картошку и вёдрами сносили её в кучу. «Ленин» и ещё один юный ассистент кафедры русского языка, Анатолий Балакай, сидели на картофельной куче и вели подсчёт вёдер. Время от времени, чтобы поразмяться, «Ильич» брал лопату и шёл за нами следом, приговаривая: «А вот я сейчас проверю вашу совесть, вот сейчас проверю…» Он поддевал землю лопатой и, если обнаруживал оставленную в земле картошку, высоко поднимал её над головой, патетически восклицая: «Вот она, ваша совесть!!» Мы с наигранным смущением опускали глаза, хихикая и переглядываясь из-под опущенных ресниц…
Перед отбоем устраивалась вечерняя поверка. «Ильич» заходил в нашу девичью спальню (огромный спортзал, уставленный койками) и выкликал фамилии по списку. Девочки, стараясь принять позы пококетливей, мелодично отзывались ему, но только в очень редких случаях он задерживал на ком-нибудь свой взгляд: «Очаровательно», – ровно на секунду ленинское лицо теплело мужской улыбкой…
В столовой его широкие руководящие жесты и энергичные повороты корпуса выглядели особенно эффектно. «Что, нет сметаны? Забелите молоком!» – указующий перст в кастрюлю…