Любовь, повлёкшая за собой ужасную трагедию, случилась с нашей Светочкой…
Света – единственным ребёнок в семье – жила с родителями в Хабаровске, недалеко от парка, что на берегу Амура. Мы с Мишей не раз бывали в их гостеприимном доме. Светин папа, гражданский лётчик, считал себя счастливчиком: однажды в небольшой компании, поднимая тост за женщин, он признался, что любит свою жену так, как будто первый год женат. Это было видно невооружённым глазом – надо ли говорить, что свою единственную дочку они просто боготворили…
Какой была Света? Шатенка с серыми выразительными глазами, статная, высокая, всегда стильно одетая: сама могла сшить или связать любой наряд. Она была необыкновенно добра и привязчива. Она была… но её уже давно нет в живых. Она умерла в Бикине от воздушной эмболии, случившейся с ней после криминального аборта. Это произошло уже после того, как мы переехали в Москву: муж поступил в Военно-политическую академию им. Ленина.
Света писала мне в Москву грустные письма о том, что директор снова начал доставать её, что ей не хватает общения со мной: «… придёшь, заглянешь в кабинет – а там ты – и на душе веселей». Потом письма перестали приходить, потом приехала девушка, назначенная учительницей химии вместо Светочки, и привезла ужасную весть.
Оказывается, Света влюбилась в мальчика из музвзвода Серёжу Устименко, по прозвищу Лебедь, его прозвали так потому, что у него была слишком длинная худая для ворота гимнастёрки шея. Их в девятом классе было трое музыкантов из нашей воинской части – Сергей самый простодушный и наивный из них. Они были моими постоянными ночными спутниками по дороге из школы, ребята иногда подтрунивали над ним – он никогда не обижался и смеялся вместе со всеми. Мальчик из многодетной семьи, в шинели и в кирзовых сапогах (из-за худобы форма болталась на нём как на вешалке), вечно шмыгающий носом, он вызывал у меня острую жалость своим неприкаянным видом. Наверно, и Света полюбила его из жалости: кормила, одевала, шила ему стильные брючки и рубашки. Об этом рассказала приехавшая девушка, а мне Светочка ничего о Серёже не писала… можно понять…
Восемнадцатое марта – этот день для меня навсегда останется днём памяти и скорби по ней…. Ангел мой, Светочка, я не забываю тебя…
Вечерняя школа находилась в очень неудобном месте – за железнодорожным полотном между двумя переездами, до каждого из которых было одинаково далеко – поэтому несколько раз на дню, с риском переломать ноги или вообще бесславно погибнуть под колёсами, мне приходилось прыгать с высокого бордюра, перелезать через рельсы, часто под товарными вагонами, если они не были оборудованы переходной площадкой. Страшно, конечно, но и к такому риску со временем всё равно привыкаешь…