– Садись, Ги-Мла. Рассказывай, что случилось.
Ги-Мла села, опустив голову. Не зная, куда деть руки, начала теребить хвостик золотого пояска. Ей стало страшно. Что, если он сейчас посмеется? Но другой возможности может не представиться…
– Вообще-то, – начала она, – я хотела об этом узнать… от тебя.
Призвав на помощь всех богов, Бикир сделал вид, что решительно ничего не понимает.
– Со мной что-то не так?
Ги-Мле хотелось заплакать. Зря она все-таки решилась прийти. Но кто-то внутри заставил ее продолжать.
– Почему ты меня избегаешь, Бикир?
– С чего ты взяла? – он постарался изобразить недоумение.
– Я это вижу, Бикир, чувствую, – Ги-Мла вдруг поняла, что терять ей уже нечего, – ты ведь знаешь, что небезразличен мне.
– Правда? – прозвучало так неубедительно, что захотелось хорошенько врезать самому себе.
– Да, – Ги-Мла стиснула кончик своего пояска, – я видела… что я тебе тоже… а потом ты изменился… и я не понимаю… что я сделала не так?
– Тебе просто показалось, – попробовал убедить ее Бикир.
– Что показалось? – вдруг подняла глаза девушка, – что я тебе нравлюсь?
– Да нет же… – Бикир провел рукой по лицу, ощутив, что лоб покрывается испариной.
– Тогда почему ты стал вести себя так?
– Как – так? – мужчина все больше чувствовал себя загнанным в угол.
– Как будто больше не рад меня видеть…
Бикир молча вздохнул. Он лихорадочно пытался сообразить, что ответить. А девочка храбрее, чем он думал. Храбрость достойна уважения даже в женщине, нельзя прогонять ее, ничего не объяснив. Тактика, которую он выбрал, оказалась ошибочной.
– Я очень уважаю тебя, Ги-Мла, – начал сын Митверхала, – и ты мне очень нравишься, просто я – последний, на кого тебе стоило обратить внимание. И прости, мне не пришло в голову, что я обижаю тебя, я думал, что защищаю…
– От кого? – изумленно спросила девушка.
– От себя… – тихо ответил Бикир.
– Зачем?
Бикир отвел глаза. Как ей объяснить? Молчание затянулось. Ги-Мла не выдержала первая.
– Меня всю жизнь только и делают, что оберегают и защищают, а на самом деле возводят вокруг меня стены. Мне не разрешают гулять в одиночку, на меня могут напасть или похитить, не разрешают ездить на охоту, меня могут разорвать дикие звери, не разрешают участвовать в скачках, я могу сломать шею – и так без конца. Отец, брат, дядя, а теперь и ты… И никто не спросит, нужно ли мне, чтобы меня все время защищали. И никто не спросит, чего я на самом деле хочу…
Бикир слушал, не перебивая. Его самого тоже редко спрашивали, чего он хочет. Она даже не представляет, как хорошо он ее понимает. Больше всего хотелось обнять ее и сказать, что он выполнит любое ее желание, но он не мог, не имел права. Как не имел права и решать за нее, он понял это только сейчас. Пожалуй, упреки справедливы.